Нам идти дальше

— Странно, — проговорил Потресов, — если это так, то какой смысл нам всем состоять в одной редакции? Тогда мы должны расколоться.

Он был явно расстроен. В нем удивительно сочеталось обычное человеческое благодушие с политическим. Этот человек мог бы со всеми ужиться, ко всему притерпеться. Казалось, он никогда не сможет быть твердым и беспощадным в отстаивании своих взглядов, хотя считал себя убежденным марксистом.

Владимир Ильич редко ошибался в людях. Все же бывало: увлечется каким-нибудь человеком, прежде всего ценя в нем качества истинного революционера, потом, увидев, что человек оказался на деле не таким, остынет. Но даже разочаровавшись в ком-либо, не торопился отсекать людей, которые еще могли быть полезны делу партии. И долго он в тот день вел разговор с Потресовым. Повел к себе домой и, вместо того чтобы отдохнуть, старался наставить Александра Николаевича на путь истинный. Объяснял, в чем беда западноевропейских социал-демократических партий, и почему он, Владимир Ильич, так противится тем чертам плехановского проекта программы, которые повторяют ошибки этих партий.

Да, сейчас, в ходе совещания, яснее определились позиции.

За плехановскими шуточками, за той упорной защитой его проекта, какую взял на себя Аксельрод, чувствуется непонимание того, что в современных условиях гегемоном в революции может быть только пролетариат. Именно перед этим пунктом топчется в нерешительности Плеханов, и в этом, в сущности, основной порок его проекта. Кто в России способен свергнуть самодержавие и повести народ к социалистической революции? Либеральная буржуазия? Нет, только рабочий класс. Вот почему в программе с самого начала должны быть четко определены такие решающие вопросы, как завоевание диктатуры пролетариата и союз рабочего класса с крестьянством в революции.

Потресов пил чай, слушал и кивал:

— Да, пожалуй, верно. Да, видимо, это так.

14

Трудно сказать, из каких соображений Георгию Валентиновичу вздумалось показать перед отъездом, что в общем-то все обстоит благополучно. Вечером, собрав у себя в гостинице шестерку редакторов, он как ни в чем не бывало предложил всем пойти в кафе выпить по кружке пива.

— Уверяю вас, друзья, кружка пива — лучшее средство на ночь, чтобы отдохнуть от злобы дня и крепко заснуть, — говорил он по дороге в кафе. — Этому средству меня научил один старый швейцарец. Каждый вечер перед сном я теперь принимаю по кружке пива, как лекарство.

— И хорошо спите? — иронически улыбался Юлий Осипович.

Засулич тихонько дергала Мартова сзади за рукав плаща, мол, уймись, хватит.

В центральной части Мюнхена помещалось шумное, людное кафе, куда часто захаживали местные социал-демократы. Сюда и привел Плеханов своих спутников. Уселись за тяжелый дубовый стол, заказали пива.

Оказалось, Плеханова тут знают. В Германии он бывал много раз, встречался со многими видными деятелями немецкой социал-демократической партии, участвовал в ее конференциях и съездах. В кафе к нему подошли двое немцев, сильно подвыпивших, и представились: они социал-демократы и встречались с ним где-то в Берлине.

Георгий Валентинович вежливо привстал:

— Очень рад, господа. Да, да, кажется, я виделся с вами.

Немцы не отходили. Один из них — худощавый, носатый — горделиво тыкал себя в грудь:

— Мы — Маркс и Энгельс! Мы есть Гёте! Мы — Бетховен и Вагнер! Мы — Дойчланд! У нас парламент! Демократии!! Можно речь сказать. У нас свои ораторы, депутаты. Почти свобода!

А второй немец все кивал:

— Рихтиг! У нас почти совсем свобода. Только кайзер есть.

Георгий Валентинович с трудом отделался от перегрузившихся пивом представителей немецкой социал-демократии. Отвязавшись от них, он снова присел к столу и сказал с извинительной улыбкой:

— Это далеко не лучшие сыны великой Германии, откровенно признаем. В немецкой социал-демократической партии много хороших людей, настоящих марксист тов. Не чета тем, которые сейчас от нас отошли.

Он добавил, усмехаясь:

— Какие великие имена были сейчас упомянуты! Каждое из них — новая ступень в человеческой истории. Ступень вперед, к большим идеалам. А эти двое гуляк никуда не хотят идти. Им не к спеху. Они почти всем довольны и охотно готовы держать в своей гостиной портреты великих. Нет, не хочу даже говорить о подобных обывателях. И вообще сегодня мне хочется говорить только о России.

В этот вечер Георгий Валентинович опять показал свое умение быть легким и увлекательным собеседником. Он очаровал всех своими остротами и рассказами о нравах тамбовских помещиков. И, рассказывая, смотрел на Владимира Ильича и как бы говорил: «Видите, друг мой? Россию я еще хорошо помню…»