Некоторые не попадут в ад

— Банный комплекс в километре отсюда, там пересидим, — сказал Ташкент Казаку и мне.

В минуту мы сорвались, каждый на своей чёрной, внедорожной, — и вскоре уже расселись в приятном помещении за деревянным столом. Ташкент неожиданно заказал водки у прибежавшего служащего.

(Кажется, уезжая, мы даже не попрощались с Батей: не было никаких рукопожатий, ничего такого. Больше я его не видел, и никогда не увижу.)

Ташкент и Казак гадали о происходящем, — я тем временем думал только об одном: император кивнул головой или нет? — по поводу того, что сейчас происходит.

Потому что если император кивнул своим, заявившимся с очередным критическим докладом визирям: да, делайте, да, работайте, да, надо навести там порядок, — то шансов никаких нет. Они приехали с большими садовыми ножницами и отстригут здесь любые, мешающие виду, конечности: головы, уши, языки, прочее.

Был шанс, что император ещё не кивнул, — но уставшие ждать кивка спецслужбы решили сыграть наудачу: заявиться и продавить свои кадровые решения, ссылаясь на волю Москвы, — в то время как никакой такой воли явлено не было.

Надо было только суметь догадаться по незримым признакам: так ли это.

Я сказал об этом вслух.

Ташкент — я видел это впервые за несколько лет — выпил водки.

Раньше я думал, что ему противопоказан этот напиток, — что-то личное, или со здоровьем, — но нет, он опрокидывал одну за другой, ещё наливал — но оставался безупречно трезвым, изъяснялся предельно чётко и вдумчиво.

И Сашка Казак тоже продолжил ту, первую на моей памяти, рюмку, выпитую ещё у ставка.

Пил он, правда, через раз, и понемножку, — но тем не менее.

«Кажется, что-то будет», — подумал я спокойно, с некоторым, совсем не трагическим предчувствием, и вышел покурить на улицу — хотя Казак дымил в помещении и мне предложил следовать его примеру.

Просто хотелось подышать.

Пока меня не было, кому-то из моих больших товарищей пришла, как им показалось, замечательная идея.

Казак мне её изложил в нескольких словах, вот они: давай мы тебя назначим главным.

— Повтори ещё раз, — улыбнулся я. — Мне кажется, ты шутишь.

— Нет, мы не шутим, — сказал Казак. — Смотри: нам нужно выиграть время. Верно? Исходя из твоих же слов. Завтра тебя — мы придумаем, какая именно общественная организация лучше подходит, — выдвинут на должность премьера Донецкой народной республики.

— У нас же Захарченко премьер.

Ничего, это неважно, поясняли мне. Важно, что ты станешь — вместо Ташкента — вторым человеком в республике. Даже бо́льшим по статусу, чем он. Почти равным Главе. Это собьёт приехавшим всю игру. Они ни за что не поверят, что мы это сделали сами. Они будут уверены, что решение приняла одна из башен Кремля. Им нужно будет выяснять, какая именно. Естественно, что они тебя не тронут. Случится примерно та же самая ситуация, что имела место, когда ты здесь создал батальон. Тогда три дня никто не мог понять, чьё это решение. Потом, как мы догадываемся, кто-то зашёл с вопросом к императору, тот в ответ на услышанную новость пожал плечами — «Поехал и поехал, его дело» — и тебя легализовали.

— Едва ли он так же отреагирует в этот раз, — сказал я.

Никто не знает, как он отреагирует, ответили мне.

В сущности, всё это меня развеселило.

Пока Захарченко о чём-то разговаривал с объявившимися генералами из спецслужб, мои товарищи сделали несколько звонков и подготовили всё к завтрашнему решению.

«Нормально танцует судьба», — думал я, усмехаясь над самим собой и относясь к происходящему с высокой степенью безучастности.

Власть меня не волновала нисколько.

Зато — какая чудная забава предстоит.

Я понимал, что это ничего не изменит.

Что с Россией такие шутки не пройдут.

Но я готов был доиграть.

Так, за компанию, отправляются в плавание люди, твёрдо осознающие, что впереди льды — и все погибнут.

Одна разница — я откуда-то знал: их всех, если что, утопят — в фигуральном смысле, но если что — и в буквальном; а меня ещё некоторое время — нет.

Не то чтоб нужен хоть кому-то — просто ещё не докрутилась моя ниточка на прялке; я её чувствовал — щекотку этой нитки — где-то под ложечкой. Пока был лёгкий натяг: чуть-чуть оставалось.

— Ну, вы тогда сообщите мне новости? — сказал я через часок. — Поеду мундир почищу.

Мне просто надоело пить водку и ничего при этом не испытывать.

Кажется, так кончается здоровье: не в тот момент, когда раз за разом ты резко, с одного запаха, с полрюмки пьянеешь, — а когда вовсе перестаёшь чувствовать присутствие, вкус, воздействие алкоголя, употребляя его ежедневно по небольшому ведру.

Мы добродушно попрощались, и я пошёл к своей машине. Сорвал травку по пути. Уж потеряла вкус — хотя вроде бы не было изнуряющей жары. Пожевал, сплюнул.

— Поздравляю, бойцы, — сказал, сев за руль. — Я возглавлю нашу республику. Можете разделить между собой министерства или учредить новые.

— Ур-ра, ур-ра, ура-а-а-а-а! — шёпотом, но слаженно прокричала личка.