он был ему слишком велик — и спустился вниз в пижаме. Кто-то накинул ему на плечи
его макинтош, к которому все еще был прикреплен Железный крест 1-го класса. Хелена
дала Гитлеру еще два шотландских дорожных покрывала, чтобы он не мерз в тюрьме.
Полицейские повели его к машине и поехали с ним в Вейльгейм. Спустя несколько минут
после отъезда Гитлера от Ганфштенглей к заго-
52
родному домику Ганфштенгля в Уффинге подъехала машина.
В Ландсберге Гитлер объявил голодовку. И каждому, кто хотел это услышать, он кричал в
лицо: «Все! Конец!» Отговорить его не смог ни тюремный психолог, ни председатель его
партии. Был только один человек, который мог его еще спасти: Хелена Ганфштенгль. Она
поговорила с его адвокатом, который взял завещание Гитлера и сказал: «Откройте ему
глаза! Объясните ему, что вы спасли его от смерти не для того, чтобы он сейчас заморил
себя голодом». Хелена навестила Гитлера и уговорила его. Вскоре после этого Гитлер
закончил свой недельный «пост» и вновь начал есть с аппетитом. О самоубийстве речи
больше быть не могло. Эти заявления вряд ли были сделаны серьезно — для этого Гитлер
выражался и вел себя слишком театрально.
В тюрьме Гитлера навестило более пятисот посетителей, среди них — многочисленные
благотворительницы и подруги пожилого возраста, начиная с Каролы Хоффман с ее
тортами со взбитыми сливками и заканчивая Хеленой Бехштейн, которая выдала себя за
его приемную мать, чтобы ее пропустили к нему в камеру. Винифрид Вагнер послала ему
рождественскую посылку с пишущей машинкой, бумагой, ручку, чернила, карандаши и
резинку — в общем, весь необходимый для работы материал, чтобы он написал книгу о
себе и своих взглядах. Название он уже придумал: «Четыре с половиной года борьбы
против лжи, глупости и трусости». Его издатель сделал из этого названия краткое и
запоминающееся — «Майн кампф» («Моя борьба»).
Карин Геринг также ездила к Гитлеру в Ланд-сберг, чтобы посмотреть вблизи на своего
кумира. Гитлер великодушно дал ей автограф — он нацарапал свою подпись на обратной
стороне одной фотогра-
53
фии, изображающей его на фоне крепости в Ланд-сберге. Хелена Ганфштенгль уже ждала
Гитлера, когда он 20 декабря 1924 года был выпущен из тюрьмы. Она пригласила его
провести сочельник на новой вилле в Мюнхене недалеко от Херцогпарк, в которую
переехала ее семья. Гитлер придумал для хозяев и их трехлетнего сына Эгона совершенно
неожиданный рождественский сюрприз. Прежде чем представить его, он попросил своего
старого друга Эрнста Ган-фштенгля сыграть ему на пианино «Песнь любви» из «Тристана
и Изольды». После этого Хелена накрыла рождественский стол: индейку (главное блюдо),
на десерт — различные сладости и венское печенье. Гитлер выпил немного вина. Он
сильно поправился в тюрьме и потому отказывал себе сейчас в мясе и алкоголе.
После еды и вручения подарков наступило время подарка Гитлера: он приятно поразил
семью тем, что маршировал по комнате взад-вперед. При этом он имитировал шум
сражений времен Первой мировой войны. Он трещал, свистел, гремел, выл так, как будто
бы Ганфштенгли сидели прямо перед окопами. Они слышали прямо под рождественской
елкой залпы орудий, шум гаубиц и мортир. При этом Гитлер подражал шуму выстрелов
так же замечательно, как и вою снарядов в воздухе и грому взрывов. Другого такого
рождественского вечера семье Ганфштенглей пережить еще не приходилось.
Один раз между Хеленой Ганфштенгль и Адольфом Гитлером случилась встреча, которая
осталась в ее памяти как очень неприятная, в то время как он, вероятно, считал ее в
высшей степени эротичной. Гитлер в этот вечер навестил Ганфштенглей и допоздна
засиделся в их гостиной. Потом Эрнст Ганфштенгль на пару минут вышел из дома, чтобы
вызвать такси для своего гостя. Гитлер использовал это
54
время и опустился на колени перед Хеленой. Он бросился к ее ногам, назвал себя ее
«рабом», жаловался, как плохо, что он встретился с ней слишком поздно. В то время как
Гитлер наслаждался этим «горько-сладким» событием, Хелена отчаянно пыталась поднять
его на ноги. И ей удалось это сделать как раз перед возвращением ее мужа.
Конечно, сразу же после отъезда Гитлера она рассказала ему, что случилось. Но Эрнст
Ганфштенгль не воспринимал это трагично, он считал, что «бедный парень сидит в своем
одиночестве, как в ловушке, и чувствует время от времени потребность выступить в роли
миннезингера». В этот вечер Ганфштенгль верил еще, что Гитлер влюблен в Хелену. Но в
последующие годы он стал свидетелем множества подобных сцен. Он был рядом, когда
Гитлер завал ива/т всех возможных женщин цветами и целовал руки. В течение этого
времени Ганфштенгль пришел к выводу, что это странное поведение не имеет ничего
общего с «эротическим желанием», а только лишь с другой формой желания — желанием
показать себя. Он считал Гитлера «органическим импотентом», человеком,- которого
приводили в глубочайшее возбуждение не женщины, а только собственные речи. Хелена
Ганфштенгль разделяла эту точку зрения. Позже она сказала о Гитлере: «Он существо
среднего рода, но не мужчина».