«Главное, - подумала женщина, - доехать до монастыря спокойно, там уж я все устрою.
Возьму Ксению, Аннушку и доберемся до Новых Холмогор – там же есть какой-то человек от
нас, поможет. Я бы и Лизу с детьми забрала, но она никуда не поедет отсюда без Феди. Ах,
Федор, Федор, ну что ж ты за человек такой? Ну ладно, взрослый мужик, пусть сам решает,
что делать ему дальше. А Ксению я увезу отсюда, нечего ей тут сидеть».
- В обитель, - повторил Дмитрий и сложил кончики длинных пальцев. Он посмотрел на
маленькую, стройную женщину, что стояла перед ним, и чуть улыбнулся: «В обитель,
Ксения, конечно, отправится, - сказал себе Дмитрий, - вот только не сейчас. Зачем
рисковать? Еще украдут ее оттуда, замуж за кого-нибудь выдадут, станут потом под ее
знаменами войско собирать. А так, - никто уже ее под венец не поведет. И, слава Богу».
- Вы сходите, пожалуйста, за Ксенией Борисовной, боярыня, - попросил он. Когда та,
поклонившись, закрыла за собой дверь, Дмитрий щелчком пальцев позвал князя Голицына,
что ждал на лестнице, и велел: «Так. Никого сюда не пускать, всем говорить, что я занят.
Шуйского и Воронцова-Вельяминова нашли?».
- Ищут, - подобострастно развел руками Голицын.
- Я не хочу, - холодно проговорил Дмитрий, - чтобы мое венчание на царство омрачалось
неприятными инцидентами. Понятно? – он вздернул бровь.
Голицын покраснел и пробормотал: «Простите, государь».
- То-то же, - Дмитрий потрепал его по щеке, и, легко взбежав в палаты, закрыл на засовы все
двери – кроме одной.
В окно вливался поток теплого, пахнущего лугами с того берега Москвы-реки воздуха,
доносилось пение жаворонка, и Ксения вдруг подумала:
- Господи, сейчас бы у реки где-нибудь устроиться с Федей, на косогоре. В Коломенском так
хорошо, цветы вокруг, пчелы летают, вода зеленая, прохладная, можно туфли скинуть и
пошлепать по ней. А потом просто положить ему голову на плечо, и пусть он меня обнимает,
- девушка почувствовала, что краснеет.
- Я уважаю ваше желание принять святые обеты, - мягко сказал государь, и, Ксения, не
поднимая глаз, ответила: «Спасибо».
- Однако, - Дмитрий внезапно взял ее за руку, и девушка вздрогнула, - я никак не могу
разрешить вам это сделать, Ксения Борисовна. Такая красота не может пропадать за
монастырскими стенами.
- Государь, - она попыталась отнять руку, но Дмитрий, хлестнув ее по щеке, сказал:
«Правильно, я буду носить венец царей московских. Поэтому все, что тут есть, - он обвел
рукой палаты, - мое, а что не мое, то будет моим. Как вы.
- Нет, нет, - забормотала Ксения, - нет, я прошу вас, не надо.
Она вырвалась и, встав на колени, протянув к нему руки – разрыдалась. Дмитрий посмотрел
сверху на темные косы, и, наклонившись, разорвал ее простую рубашку, - так, что показался
край белой, небольшой груди.
- Марья Петровна! - закричала Ксения.
Дмитрий уловил едва заметное движение, которое сделала стоявшая у двери боярыня, и,
оказавшись рядом с ней, ударил ее по запястью. Мэри, так и не бросив кинжал,
поморщившись от боли, проговорила: «Не трогайте Ксению Борисовну, государь».
Дмитрий усмехнулся. «У вас же, Марья Петровна, дочка тут есть, Аннушка, в палатах ваших
пребывает. Я ее сейчас к нам велю привести, восемь же лет, ей, да? – государь наклонил
голову и Мэри, увидев его темные, холодные глаза, - опустила кинжал.
Дмитрий протянул руку и, закрыв засов на двери, одним движением сбросил с волос Мэри
бархатную кику. Белокурые косы, уложенные на затылке, распустились, упав на спину, и
царь, почти нежно, сказал: «Вы же вдова, Марья Петровна, а царевна девушка невинная, не
знает ничего. Так покажите ей, что делать-то надо, пусть поучится».
Мэри увидела залитое слезами лицо Ксении, и почувствовала, как сильные, длинные пальцы
берут ее за подбородок. Дмитрий расстегнул пуговицы на ее рубашке, и, проведя рукой по
груди, улыбнувшись, велел:
- Там, рядом с Ксенией Борисовной, вставайте, глядишь, ей, на вас смотря, и самой
захочется.
Мэри ощутила, как его руки потянулись к подолу сарафана, и услышала шепот: «А кинжал я
ваш себе оставлю, Марья Петровна, а то, как я вижу, за вами глаз да глаз нужен, да?».
Дмитрий заставил женщину опуститься на колени, и, ухмыльнувшись, увидев расширенные
от ужаса глаза Ксении, сказал: «Смотрите, смотрите, Ксения Борисовна, скоро вы это делать
будете».
Он окунул пальцы в белокурые, мягкие волосы и, взяв Ксению за темный затылок –
придвинул ближе.
Мэри осторожно постучалась в дверь светелки и оглянулась на дочь, - Аннушка спокойно
спала, подложив под щеку Евангелие.
Женщина чуть поморщилась от горячего воска, что капал ей на пальцы. Вокруг было тихо, и
Мэри поежилась, - даже птицы, в полдень еще вившиеся вокруг куполов, улетели. С юга, из-
за реки на город шла огромная, черная грозовая туча, и где-то в Замоскворечье, уже
сверкала холодная, голубоватая молния.
Мэри вздохнула и решительно нажала на бронзовую, массивную ручку.
В светелке было темно, и женщина, пристроив свечу в серебряный подсвечник, присев на
лавку, погладила Ксению по спине. Та лежала, подтянув колени к животу, обхватив их
руками, мерно раскачиваясь из стороны в стороны.