О процессе цивилизации. Том I. Изменения в поведении высшего слоя мирян в странах Запада

Аффективные проявления средневековых людей в целом являются более спонтанными и менее связанными, чем в поздний период. Но они ни в коем случае не являются несвязанными и не смоделированными обществом в каком-то абсолютном смысле. Нулевого пункта здесь не существует. Человек без ограничений — это фантом. Способ отказа от влечений, сила и разработанность принуждения, уровень зависимости могут меняться. Диапазон этих изменений весьма широк, а вместе с ними трансформируются и душевная организация, с помощью которой уравновешиваются влечения различной силы, и степень и способ той удовлетворенности, которую ищет и находит индивид.

Определенное представление о том, какие удовольствия предпочитали рыцари, дают в общем виде эти рисунки. К тому времени аристократы уже значительно больше времени проводили при дворе правителя. Но замок и поместье, холмы, ручьи, поля и деревни, сады и леса все еще остаются само собой разумеющимися «кулисами» жизни, не вызывая никаких сантиментов. Здесь рыцарь у себя дома, и здесь он хозяин. Вся его жизнь в основном поделена между военным походом, турниром, охотой и любовными утехами.

Но уже в XV в. и особенно на протяжении XVI в. ситуация меняется. Из разных элементов — как из представителей старой знати, так и из представителей поднимающихся слоев, — при наполовину уже городских дворах князей образуется новая аристократия, обладающая новым жизненным пространством, наделенная новыми функциями, а тем самым и иным моделированием аффектов.

Люди сами хорошо чувствовали и неплохо выражали происшедшие перемены. В 1562 г. некто по имени Жан дю Пейрат переводит книгу о манерах Делла Каза на французский язык. Название он передает следующим образом: «Galatee ou la manière et fasson comme le genilhomme se doit gouverner en toute compagnie»[361]. Уже этот титул свидетельствует об усилившемся принуждении, которое теперь давит на дворян. Причем дю Пейрат во введении к книге прямо подчеркивает различия между теми требованиями, что ставились рыцарям и дворянам, живущим при дворе: «Toute la vertu et perfection du Gentilhomme, Monseigneur, ne consiste pas à piquer bien un cheval, à manier une lance, à se tenir propre en son harnois, à s’aider de toutes armes, à se gouverner modestement entre les dames ou à dresser l’Amour: car c’est un des exercices encore que l’on attribue au gentilhomme; il y a plus, le service de table devant les Roys et Princes, la façon d’ageancer son language respectant les personnes selon leurs degrez et qualitez, les oeillades, les gestes et jusques au moindre signe et clin d’oeuil qu’il sçaroit faire»[362].

Тут точно обозначены те добродетели и совершенства дворян, которые мы видели и на рисунках к «Средневековой домашней книге», — воинские дела и любовные утехи.

Теперь им противопоставляется куда более обширный перечень качеств «человека из общества», а вместе с тем обозначается и новое жизненное пространство дворянина на службе у князя. Отныне совершенство дворянина не сводится к тому, что на нем хорошо сидят латы, а сам он знает толк в оружии; оно заключается не только в том, что он может себя сдерживать, находясь среди женщин, или умеет «a dresser l’Amour», хотя все это продолжает считаться свойствами благородного мужчины. Но есть и много других требований: умение прислуживать королю или принцу за столом и так строить речь, чтобы она отвечала рангу и положению разных лиц. Нужно контролировать выражение глаз, жесты, малейшие движения, вплоть до умения подать знак взглядом.

Такое принуждение, такие регулирование и моделирование поведения не были ни нужны, ни возможны в прежней рыцарской жизни. Теперь они требуются от дворянина. Таковы последствия новой, усилившейся зависимости благородных людей. Дворянин уже не является сравнительно свободным человеком, господином в собственном замке, который был его родиной. Отныне он живет при дворе. Он служит князю, он прислуживает ему за столом. При дворе он живет вместе с множеством других людей. К каждому из них он должен обращаться в соответствии с его рангом. Он должен научиться в точности дозировать свои жесты в зависимости от статуса и положения этих лиц при дворе, он должен следить за своим языком и контролировать даже свой взгляд. Такова новая дисциплина, она несравнимо сильнее дисциплинирует людей, а они принуждены следовать ей в новом жизненном пространстве, в новой форме интеграции.

Манера поведения, идеальная форма которой выражалась с помощью понятия «courtoisie», постепенно переходит в другую, все чаще называемую «civilitè».

В языке это переходное время хорошо представлено в переводе «Галатео», осуществленном Жаном дю Пейратом. Вплоть до 1530–1535 гг. во Франции целиком господствует понятие «courtoisie». К концу этого столетия понятие «civilitè» начинает преобладать, хотя первое еще не совсем вышло из употребления. В 1562 г., в этом переводе, они еще употребляются на равных.