Опыт переложения на русский язык священных книг Ветхого Завета проф. П. А. Юнгерова (с греческого текста LXX)

Отъ скудости и голода (каждый из них)[990] безплоден, вчера убегли они в (место) безводное, лишения[991] и бедствования.

Они обходят (собирая) траву в ущельяхъ[992], (такъ как) трава для них служит пищей, безчестные и презренные, лишенные всякаго добра, они и корни дерев жуют от великаго голода.

Возстали на меня воры,

Жилищами которых служили пещеры каменныя.

Кричат они среди ущелий[993], живут под диким хворостом.

Они — сыновья (людей) безумных и безчестных, (коих) имя и память погасли на земле.

Для них я ныне сделался (как бы) гуслями[994] и меня сделали притчею[995].

Они гнушаются мною, становясь далеко, и не удерживаются плевать пред лицем моимъ[996].

Ибо Онъ[997], открывъ колчан Свой, уязвилъ[998] меня и наложил узду на уста[999] мои.

С правой стороны (меня) юноши[1000] встали: ноги свои распростерли и направили на меня гибельные пути свои[1001].

Загладились[1002] пути мои, ибо совлекли с меня одежду[1003].

Стрелами Своими Он пронзил меня, поступил со мною, какъ захотел; в болезнях я истлелъ[1004], возвращаются ко мне скорби[1005].

Отошла отъ меня надежда, как ветер, и, как облако, спасение мое.

И ныне изливается душа моя во мне[1006] и дни печали объяли меня.

Ночью кости мои ноютъ[1007], жилы же мои ослабели.

С большою силою Он взялся за одежду[1008] мою: как ожерелье[1009] одежды моей, Он охватилъ[1010] меня.

Ты уподобил меня грязи, и в земле и пепле удел мой.

Я взываю к Тебе, и Ты не услышал меня, а они стояли и смотрели на меня[1011].

Напали[1012] на меня без милости, крепкою рукою Ты уязвил меня.

Ты подвергъ[1013] меня болезням и лишил меня спасения.

Ибо я знаю, что смерть сокрушитъ[1014] меня: дом всякому смертному — земля.

Если бы возможно было, я убил-бы[1015] самого себя, или умолял-бы другого сделать со мною это[1016].

А я плакал о всяком немощном, вздыхал при виде человека въ нужде.

И я ждалъ добра, а вот, встретили меня дни бедствий.

Мои внутренности вскипели и не умолкнутъ[1017], предварили меня дни нищеты.

Со стономъ хожу, не зажимая рта[1018], стоял в собрании и кричал.

Братомъ стал сиренамъ[1019], другом птицамъ[1020].

Кожа моя весьма почернела, а кости мои сгорели от жара.

Гусли мои обратились в плач, а песни мои у меня — в рыдание.

Глава 31

Завет я заключил с глазами моими, чтобы не помышлять о девице.

Что же уделил Бог свыше и (каково) наследие от Всесильнаго с высоты[1021]?

Увы, пагуба неправому и удаление[1022] делающим беззаконие!

Не сам-ли Он видит путь мой и все шаги мои исчисляет?

Ходил-ли я с насмешниками[1023] и спешила-ли нога моя на лукавство?

Я стоял на весах правды[1024], Господь же видел мое незлобие.

Если нога моя уклонилась с пути[1025], если и сердце мое следовало за глазами моими, и если я руками своими касался даровъ[1026],

То пусть я посею, а другие поедят, пусть я не буду иметь корня[1027] на земле.

Если сердце мое увлекалось[1028] женою другого мужа и если я сидел при дверяхъ ея,

То пусть и моя жена будет угодна другому мужу[1029], а дети мои будутъ унижены.

Ибо неудержимая ярость гнева постигнет за осквернение жены другого[1030] мужа.

(Это) огонь, горящий на все стороны: на что он нападет, то до корня истребляет.

Если бы я пренебрег правом слуги моего или служанки[1031], когда они имели спор предо мною,

То, что я сделал-бы, если бы Господь произвел мне испытание? а если бы Онъ (совершил) и посещение[1032], то какой ответ я дал-бы?

Не так же ли я был во чреве, как и они? Мы были в том же чреве[1033].

Немощные, когда в чем имели нужду, получали, глаза вдовы я не презиралъ[1034].

Ел-ли когда хлеб свой я один и сироте не уделял изъ него?