Оруэлл: Новая жизнь

Это новая биография человека, который много изучался. Что она говорит об Оруэлле-человеке? Многие из друзей-литераторов, отдававших дань уважения в момент его смерти, подчеркивали его неуловимость, его нежелание быть втянутым, его привычку проживать свою жизнь в ряде водонепроницаемых отсеков. Люди, знавшие его в одном контексте, иногда с удивлением обнаруживали, что существуют аспекты его жизни, которые полностью ускользнули от них, другие друзья, о существовании которых они совершенно не знали, среда, в которой он никогда не бродил. Даже самые близкие люди осознавали, что в его характере есть элементы, которые они никогда не смогут понять, а вопросы об убеждениях и поведении лучше не задавать. Как однажды сказал Притчетт, оставивший несколько озадаченный отчет о своем общении с Оруэллом в 1940-х годах: "Невозможно было хорошо узнать такого блуждающего и противоречивого человека". Оруэлл усугублял эту проблему укоренившимся нежеланием говорить о себе и уловкой предлагать разные стороны себя разным людям. Младший член его взвода внутренней стражи в военное время вспоминал, что потребовались месяцы, чтобы узнать, что он писатель, и еще больше времени, чтобы выяснить его политическую позицию - вопрос, который можно было решить только прямым вопросом "Вы коммунист?". И даже тогда Оруэлл отвечал загадочным "Смотря что вы имеете в виду". Если одни зрители запомнили его как сурового, аскетичного человека, вечно витающего на задворках беседы, то для других он был живым, доброжелательным юмористом с острым взглядом на абсурд и человеческие слабости. Добрый и отзывчивый, благонамеренный и прямолинейный, всегда готовый написать письмо с просьбой о выделении средств для попавшего в затруднительное положение писателя или подписать петицию в защиту угнетенного меньшинства, он был способен относиться к людям, которых недолюбливал или считал, что они плохо себя ведут, с язвительным презрением. С другой стороны, из этого потока воспоминаний вырисовывается несколько закономерностей. Одна из них, которую отмечают почти все, кто его знал, - это некая целенаправленная отстраненность от процессов обычной жизни. Он никогда не понимал, что заставляет людей "тикать", - вспоминала одна из девушек, на которой он хотел жениться в начале 1930-х годов в Саффолке.

Как же Оруэлл представлял себе, что он сам тикает? Здесь действует еще один парадокс. Застегнутый на все пуговицы и сдержанный угол зрения, который он иногда демонстрировал в компании друзей, соседствовал с тенденцией - более выраженной по мере взросления - раскрывать себя в письмах совершенно незнакомым людям. Одно из них было отправлено из Юры в августе 1947 года человеку по имени Ричард Усборн, помощнику редактора ежемесячного журнала Strand. Усборн, надо полагать, пришелся бы по вкусу Оруэллу, если бы они когда-нибудь встретились: он родился в Индии и впоследствии написал несколько книг о П. Г. Уодхаузе. Сохранилась только одна сторона переписки, но, насколько можно судить по ответу Оруэлла, Усборн в письме хвалил его работы, предлагал писать для журнала и просил предоставить краткие биографические данные. Большинство редакторов, обращающихся неожиданно к выдающемуся автору, поглощенному написанием новой книги, - а Оруэлл усердно работал над "Девятнадцатью восемьюдесятью четырьмя" и боялся отвлечься, - были бы довольны ответом длиной в абзац. Усборн, несомненно, был бы удивлен, получив две с половиной тщательно напечатанные страницы, прилетевшие из Шотландии, в которых Оруэлл, отказавшись от участия ("Я стараюсь не заниматься посторонней работой"), дает пространный обзор своей жизни до настоящего времени и подробный анализ ее основных тем.

Важность этого письма невозможно переоценить, поскольку оно представляет собой сравнительно необычное зрелище: Оруэлл излагает историю своей жизни на собственных условиях, выделяет в ней ключевые эпизоды и решает, что он считает важным. Много внимания уделяется наследию. Его отец был индийским государственным служащим, пишет он, а мать происходила из англо-индийской семьи "со связями, особенно в Бирме". Хотя его собственная ранняя карьера также привела его в Бирму, "работа была совершенно неподходящей для меня, и я уволился, вернувшись домой в отпуск в 1927 году". Решив, что он хочет стать писателем, он прожил два года в Париже на свои сбережения. Вернувшись в Англию, он выполнял "ряд низкооплачиваемых работ, обычно в качестве учителя, с перерывами на безработицу и ужасную нищету". Желая обсудить связь между своими книгами и жизнью, которую он вел, Оруэлл добровольно сообщает, что "почти все происшествия", описанные в "Down and Out in Paris and London" (1933), "произошли на самом деле, но в разное время". С другой стороны, хотя он признает, что работал в книжном магазине в 1934-1935 годах и использовал свой опыт в качестве фона для "Полета аспидистры", "в целом мои книги были менее автобиографичны, чем предполагают люди". Между тем, "Аспидистра" - "одна из нескольких книг, которые меня не волнуют и которые я подавил".