Ошибка канцлера

– Прошу вас, избавьте меня от этих неуместных патетических выражений. Они чужды подлинной дипломатии и возможны только в устах стареющих красавиц. Принцесса Анна отреклась наконец от престола за своего сына?

– В том-то и дело, что в этом вопросе она проявила редкую силу духа. На нее не подействовали никакие угрозы и обещания. Результатом явился указ о ссылке фамилии в Архангельск

– Ошибка, Гарвей. Вы воображаете, что в случае отречения условия заключения могли бы измениться. Отречение – простая формальность, которую слишком легко в любую минуту опровергнуть.

– Так или иначе, семейство было отдано под наблюдение барона Корфа, с тем чтобы в дальнейшем, как сообщал Бестужев, быть переведенным в Соловецкий монастырь на Белом море.

– И что же произошло?

– Корф довез семейство до Холмогор, где вынужден был остановиться из-за болезни принцессы.

– Что-нибудь серьезное?

– Один из слухов – очередная беременность и роды.

– Девочка или мальчик?

– Скорее, мальчик, потому что ходатайство Корфа о том, чтобы оставить семью именно в Холмогорах, в архиерейском доме, было принято, но сам Корф спешно отозван. Наш резидент уверен, что, по характеру рассказов барона даже в очень интимном кругу, Корфом была дана подписка о неразглашении.

– Второй мальчик! Это осложняет ситуацию. В каких условиях находится фамилия, как их содержат?

– Небольшой обнесенный частоколом участок шагов четыреста в длину и в ширину. Три небольших дома, церковь, некое подобие двора и совершенно запущенного сада. Кругом солдаты Измайловского полка. Обращение с заключенными самое грубое.

– Значит, мать, отец, две дочери и два сына, если принять последнюю версию о родах.

– Нет, милорд, даже при этой версии только один сын.

– Императора Иоанна с ними нет?

– Жители Холмогор убеждены, что он буквально замурован в одном из трех домов без возможности видеться с родными и вообще с кем бы то ни было, в том числе и со священником.

– За ним кто-то ухаживает?

– Некий майор Миллер, который в свою очередь очень ограничен в своих сношениях в окружающим миром. Миллеру запрещен выход за пределы двора, по двору же он проходит только в сопровождении дежурного солдата. Это может быть выдумкой местных жителей, но те из них, кому приходится подвозить ко двору дрова и провиант, уверяют, что в доме императора единственное окно – в комнате Миллера, в нее же ведет и единственная дверь.

– В Петербурге продолжают интересоваться фамилией?

– Разве только при дворе и только для того, чтобы возбуждать опасения императрицы. Народ к фамилии совершенно безразличен.

– Меня мало интересует народ. Какова позиция Бестужева?

– Все разговоры о фамилии неизменно оборачиваются против него – Лесток не отличается богатой фантазией.

– Маркиз де ла Шетарди также. Да и что более реально могли бы они в противовес Бестужеву придумать?

Слов нет, издавна связанные со вчерашней цесаревной архитекторы существуют, и Бестужев-Рюмин должен их знать. Пусть легкомысленная, какой она многим казалась, младшая дочь Петра не располагала ни средствами, ни местом для строительства. Пусть каждая ее попытка украсить свой нищенский двор рассматривалась императорским двором как начало заговора и признак государственной измены. Пусть любое начинание отравлялось тенью монастыря, в котором она могла оказаться каждый день по воле очередного правителя. Тем не менее какие-то поделки производились, услугами строителей она пользовалась. Это Иван Бланк, поплатившийся за связь с цесаревной ссылкой в Сибирь. Сегодня в Москве остались главным образом работы его даровитого сына Карла Бланка, всю жизнь строившего в старой столице. И это Пьетро Трезини, родственник первого архитектора Петербурга, строителя многих его зданий и Петропавловской крепости, любимого Петром Доменико Трезини.

Граф И. И. Шувалов. Гравюра Е. П. Чемесова 1760 г. С живописного оригинала П. Ротари конца 1750-х гг.

Доверие к старым слугам? Но опытный дипломат знал и другое. В представлении наконец-то обретшей власть цесаревны они могут стать символами ее былой нищеты и бесправия. Кто знает, как в результате своевольная Елизавета отнесется к ним. Судить можно было только по ее поступкам и словам.