Читаем Ошибка канцлера полностью

– Ни то и ни другое. Юноша четырнадцати-пятнадцати лет, получивший при вступлении Елизаветы на престол какие-то очень незначительные преимущества.

– Шувалов… Но это же фамилия наиболее ценимых императрицей ее приближенных.

– В том-то и дело, что они не родственники.

– Но даже при дальнем родстве возможны тесные семейные связи.

– Нет-нет, милорд, в данном случае не существует и тени родства.

– Но ведь совершенно очевидно, что опытный дипломат не стал бы обращаться к первому попавшемуся человеку, тем более мальчишке без роду и племени.

– Спора нет, однако резиденту так и не удается разгадать загадки Шувалова.

– Он усматривает здесь какую-то загадку?

– Безусловно. Ему не удалось установить ни происхождения юноши, ни пути, которым он оказался при дворе Анны.

– То есть совсем ребенком?

– Да, еще в детском возрасте. К Ивану Шувалову превосходно относился Бирон, его постоянно замечала сама императрица. Он никогда не нуждался в деньгах, а главное – получил превосходное воспитание. Владеет несколькими языками, знаком с литературой, историей, точными науками. Резиденту стал известен такой трудно объяснимый эпизод. Шувалов не был в Москве на коронации императрицы Елизаветы, оставаясь все это время в Петербурге. В опустевшей столице он встретился с только что вернувшимся из Германии студентом, в котором многие русские предполагают будущего великого поэта, некоего Михаила Ломоносова. Ломоносов, как принято, присылал из-за границы, где занимался в одном из европейских университетов, торжественные оды на различные случаи придворной жизни, в том числе на рождение Иоанна и его провозглашение императором. Шувалов якобы спросил Ломоносова, собирается ли тот отметить одой восшествие на престол Елизаветы. Ломоносов ответил отрицательно. Тогда Шувалов настойчиво посоветовал ему написать панегирическую оду, чтобы позаботиться о своей будущей карьере.

– Далеко не глупый мальчик

– О да, с точки зрения резидента, Шувалов безусловно умен и превосходно разбирается в тонкостях придворной жизни. Но самое любопытное, что Ломоносов послушал совета. Ода была написана, благосклонно принята императрицей, а ее автор получил назначение в Академию наук

– И снова этот Шувалов выступает в роли мецената – очень любопытно. Да, но гораздо важнее было бы знать, вмешался ли он в жизнь канцлера и как Бестужев отнесся к подобному вмешательству.

– Это трудно себе представить, милорд, но разговор юноши с пятидесятилетним канцлером состоялся и возымел действие. Канцлер изменил поведение в отношении своей сестры.

– Послушайте, Грей, я прошу вас немедленно принять это как задание исключительной важности. Необходимо обратить внимание на этого юношу и усиленно собирать о нем все возможные сведения.

– Тотчас же напишу об этом нашему резиденту, милорд.

В глазах Елизаветы Петровны Михайла Земцов обладал еще одним существеннейшим преимуществом: он не пользовался симпатиями Анны Иоанновны. Анне были одинаково враждебны и независимый, деятельный характер архитектора, и его давнишняя тесная связь с Петром. Обломок ненавистного времени! Но обойтись без него оказывается невозможным, разве что раз за разом ущемлять и унижать авторское самолюбие. В этом Анна Иоанновна действительно не знала себе равных. Выстроил Земцов в свое время по заказу Екатерины I в Летнем саду великолепное здание – „залу для торжественных случаев“, где должно было происходить бракосочетание Анны Петровны с герцогом Голштинским. Вскоре после своего прихода к власти Анна Иоанновна отдает распоряжение ненавистную залу снести и на ее месте построить деревянный же Летний дворец. Одна за другой исчезают многочисленные земцовские постройки. А то, что пережило аннинские времена, не избежало подобной участи впоследствии, как церковь Рождества Богородицы на Невском проспекте, уступившая место Казанскому собору. Ото всего богатейшего наследия Земцова сохранилась одна церковь Симеона и Анны в Ленинграде, начатая еще до вступления Анны Иоанновны на престол и сохраненная ею из-за тезоименитой святой, да павильон для ботика Петра I в Петропавловской крепости, представлявший сначала помещение для контрольных снарядов со спиртомерами.

Год от года Земцов все больше вытесняется из рядов архитекторов, превращаясь в администратора и распорядителя работ. В 1738 году он назначается архитектором Вотчинной канцелярии цесаревны Елизаветы: практически фиктивная должность, поскольку никакими возможностями для строительства будущая императрица не располагала. К тому же все ее действия находились под неусыпным контролем самой Анны Иоанновны. В своих собственных, унаследованных от матери „вотчинах“ Елизавета не имела права даже посадить под караул вора-управляющего, раз он, как и большинство прислуги, выполнял обязанности соглядатая и доносчика императрицы. Новое назначение Земцова лишний раз подчеркивало враждебность к нему правящего двора.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза