Осьминог

– Получается, так. – По лицу Акио пробежала тень. – Своих-то детей у нее не было. Когда ее муж уходил в рейс, она позволяла мелюзге бегать по всему дому и по саду тоже – тогда-то она еще не сдавала комнаты туристам, они вообще бедными не были, а мой батя говорил, Мацуи-сан был удачливый рыбак, даже если кому в тот день ничего не попадалось, он всегда приходил с уловом, а пойманного им тунца и впрямь покупали на Цукидзи. Так что многие, может, и смотрели на мамашу Изуми с завистью, вот только…

– Что «только»? – Осторожно поинтересовался Такизава, отнимая от носа очередную бумажную салфетку (все это время он пытался тихонько высморкаться, чтобы не помешать рассказу Акио).

– Да только… – Задумчиво повторил Акио. – Я-то к ней, как ты понимаешь, бегал чаще, чем другие: и с прадедом моим мне дома торчать совсем не улыбалось, и у мамаши Изуми мне нравилось. Она говорила: посиди тут на кухне, пока я кручусь по хозяйству, сделай домашнее задание, ну и корявые же у тебя выходят кандзи, Акио-кун, а я заодно покормлю тебя ужином, – ээ, готовила-то она всегда просто замечательно, повезло ее муженьку, нечего сказать. И любила она его так, что искры из глаз – это даже мне, мелкой фасолине, было понятно. Как-то я пришел к ней – помню, персик у них в саду как раз собирался цвести, – а она была какая-то рассеянная, на кухне было не прибрано, а прямо на столе ополовиненная бутылка стояла. Тогда-то, я вам скажу, мамаша Изуми была не то, что сейчас, этим делом особенно не увлекалась. Побудь, сказала, здесь, Акио-кун, я тебе сейчас быстренько заварю чая и нарежу сладкий ёкан, а у самой рука так дрожала, что, пока она чай насыпала в чашку, половину просыпала.

Такизава высморкался и закашлялся, прижимая ко рту салфетку, но Акио не обратил на это внимания, погруженный в воспоминания о своем детстве.

– Она с тех пор поменялась: случалось, и веселая бывала, как раньше, но чаще ходила грустная и лицо стала так густо мазать, что за глаза ее прозвали «старой майко». Я хорошо это помню, потому что мама часто говорила, мол, опять ты, Акио, пойдешь уроки делать к нашей ученице гейши, на вот, отнеси ей банку маринованных овощей в подарок. Всем известно наше японское выражение насчет потери лица[238], так я бы к нему добавил: если потерял лицо, намалюй поверх него новое, и дело с концом. Так Мацуи-сан и поступила, вот только за спиной у нее все равно шушукались, хотя, если так подумать, ее вины никакой в этом не было… Однажды я пришел, а она сидит в саду под персиковым деревом и прижимает к лицу платок, прямо вот как ты сейчас, платок этот уже весь насквозь пропитался кровью, а кровь все идет и идет, и капает на землю. Я тогда так перепугался, что расплакался.

В зале ожидания повисло молчание, слышно было только тиканье старых часов Мэйдзи. Наконец Такизава осторожно спросил:

– Вы думаете, что муж Мацуи-сан…

– Ээ, да ничего такого я не думаю! – Мгновенно вспылил Акио и добавил уже спокойнее: – Но я не особенно огорчился, когда Мацуи-сан отправился на тот свет.

– Соо нан дэс ка… – Протянул Кисё, и Александру показалось, что он едва заметно усмехнулся.

– А что тут такого? – С вызовом спросил Акио. – Мне он, конечно, ничего плохого не сделал, наоборот, всегда дарил малышне всякие любопытные штуки, которые случайно в сеть попадались, а как выпьет, бывало, рассказывал смешные рыбацкие байки… Но мамаша Изуми мне, считай, вроде второй матери была, а был бы я тогда таким, как сейчас…

– За что же можно было поднять руку на женщину? – Такизаву история Акио, похоже, сильно взволновала, и он не собирался так просто от нее отступаться. – Тем более на Мацуи-сан?.. Она ведь, кажется, всегда была очень доброй…

– Да мало ли за что. – Акио раздраженно пожал плечами. – Может быть, она как-то раз приготовила ему недостаточно вкусный завтрак или отвлекла от просмотра бейсбольного матча, почем мне знать. Я тогда мелкий был и о таких вещах не спрашивал, а если бы и спросил – что, как думаешь, она бы мне ответила? Что случайно ударилась о дверной косяк или упала с лестницы?

Такизава задумчиво кивнул:

– Да, наверное, вы правы…

По его лицу пробежала тень, как будто он вспомнил что-то неприятное.

– А вы что скажете, Камата-сан?

Кисё повертел в руках пустую банку из-под латте.

– Пожалуй, возьму еще одну, и для вас тоже, Такизава-сан. При простуде, говорят, полезно пить теплое.

Такизава вздохнул: похоже, он окончательно попрощался с мыслью выпить чего-нибудь горячительного, а не просто «теплого».

Закидывая в автомат по одной монетке мелочь, Кисё продолжил: