Острова луны

Девчонка сдула со лба светло-русую, почти блондинистую челку и, странно раздувая ноздри, сморщила нос. Темноглазый втянул носом воздух, словно принюхиваясь, и толкнул девочку ногой под столом, даже не пытаясь скрыть этот жест. Та кивнула, не сводя с Женьки глаз.

Как Евгения заметила все эти попытки общения без слов, она и сама не понимала. Краем глаза углядела, не иначе, потому что смотрела, ясное дело, на кареглазого обладателя белого свитера и длинных, каштановых, сбитых в странные пряди волос.

А он рассматривал Евгению со смесью веселья и растерянности. Гораздо дольше, чем было принято как на Однолунной Земле, так и в Трилунье.

– Три больших латте, – с небольшим усилием выговорил он наконец, – даже огромных.

– Э… не больше, чем в большой стакан вместится. – Женька чуть не ткнула карандашом себе в висок, возвращая его за ухо. Зал потерял четкость очертаний. Вообще все потеряло эту самую четкость. Кроме парня в белом свитере.

– Наливайте сразу по два в самые здоровенные кружки, – долетел как сквозь туман голос. Видимо, его же, – вот он губами шевелит.

– Чего два?.. – промямлила она.

– Кофе. Самые большие порции, по две в одну кружку. Всего три кружки. – Ее выпадение из реальности не укрылось от собеседника. Он улыбнулся тепло и немного насмешливо. – Спасибо, Евгения, – прочел имя на бейджике.

И имя прозвучало чуточку иначе, не так, как остальные слова.

– Одну секунду.

Отправляясь за заказом, Женька обругала себя идиоткой. И успела услышать, как он обратился к своим товарищам с совсем иной интонацией:

– Я настаиваю на том, что вы должны переехать ко мне. Вы сильно рискуете, вы же почти взрослые. Я найду, с кем передать весточку Наставнице…

Дверь в коридорчик для персонала сейчас казалась спасением. А взгляды, которыми Светлана с подругами проводили Евгению, теперь действительно прожигали дыры в корме. День взглядов сегодня. И день неприятностей. Нарвалась, похоже. Ну и наплевать.

– Катя! – Женька едва не сбила коллегу с ног на выходе из коридорчика в кухню. – Отнеси им заказ, пожалуйста!

И сунула обалдевшей девушке листок из своего блокнота.

– А сама что? – хихикнула та. – Руки-ноги отнялись? Ой, да у тебя глаза, как бенгальские огни, и лицо красное. Неужели настолько улетный кадр оказался?

Женька только отмахнулась и кинулась в туалет – охладить полыхающие щеки. И посидеть пять минут в глубине двери, ведущей в это необходимое в быту место. Безумствующему в груди сердцу до зарезу требовалась передышка.

Холодная вода отлично помогла. Отражение в зеркале над раковиной приняло вид вполне себе человека, а не пациента психушки умеренно строгого режима. Только глаза все еще блестели.

– Уймись, – строго сказала Женька отражению. – Мрак безлунный, Евгения Радова, ты что, никогда раньше парней не видела?

И вынуждена была с грустью констатировать – толком не видела. Весь ее опыт общения с противоположным полом сводился к поверхностно-приятельским отношениям с Диймаром в Дхорже. Настолько поверхностным, что он узнал о ее знаккерской бездарности только перед самым побегом на Землю. Да чего уж там, блистательный и от всех далекий Диймар Улвер Шепот вспоминал имя наследницы Дхоржа, только когда ему что-то от нее требовалось. Не стоит врать самой себе – никакой он не приятель, а так, отчаянная Женькина попытка с кем-нибудь подружиться. Молчаливый, как книжный шкаф, Балер Рыков, по приказу мамы доставивший девочку на бал и тут же растворившийся в толпе, вообще в счет не шел. Головокружительно симпатичный, но чужой, как какой-нибудь деревянный юголикский божок, Гедеминас Заккараус стал единственным партнером по танцам, которого она более-менее запомнила. Вот и весь «богатейший» лирический опыт. Даже отмороженная на голову и, кажется, немного отстающая в развитии в «этом самом» смысле сестренка уделывает ее с разгромным счетом… Так что уехавшая в никуда крыша и подогнувшиеся коленки от встречи с незнакомцем это… это просто эффект новизны. И все тут.

– Уймись, Евгения Радова, – снова приказала она своему отражению, утыкаясь лбом в зеркало и оставляя на поверхности мокрый след, – и топай работать, не пользуйся Катиной добротой.

Катя, похоже, уже шла за Женькой – за дверью раздалась ее легкая поступь.

– When Гт worried and cannot sleep, I count my blessings instead of sheep, – пропел совсем не Катин и вообще незнакомый голос.

Надо же, на ином языке. Впрочем, чему удивляться, если тут уцелели земли практически всех народов? Стр&ы, на местном э-э-э… жаргоне.

Впрочем, эту блестящую мысль Евгения додумывала уже буквально в полете. Какие инстинкты сработали – непонятно. Но она птичкой зимородком нырнула в единственный предмет, глубина которого ее вмещала. То есть, собственно, во входную дверь. И хоть ей и пришлось развернуться лицом к непрошеной посетительнице (а голос, певший галиматью[2] на незнакомом языке, был девичьим), рассмотреть интервентку Евгения не успела.