Отец и сын: Николай I – Александр II

Впоследствии, навещая полк, Николай непременно приходил в дом Ланских. Когда же в полку праздновалось 20-летие его шефства (незадолго до смерти Николая), Ланской попросил разрешения поднести императору памятный альбом. «Государь дал свое согласие, выразив при этом желание, чтобы во главе альбома был портрет Натальи Николаевны Ланской как жены командира полка. Желание его было исполнено. Портрет Натальи Николаевны был нарисован известным в то время художником Гау. (Тем самым, который написал большинство портретов для Военной галереи Зимнего дворца, а также портрет Натальи Николаевны в альбом императрице в 1843 году. – В. Б.) С тех пор этот альбом хранится в Зимнем дворце».

Портреты, сделанные Гау в альбом императрицы и в памятный альбом Конного полка, были не единственными изображениями Натальи Николаевны, хранившимися в царской семье. Было и еще одно ее изображение, спрятанное от посторонних глаз императором, нежно и платонически любившим ее до конца своих дней. В. В. Вересаев записал со слов профессора В. А. Городцова, много лет проработавшего в Московском государственном историческом музее и при том присутствовавшего, что «лет двадцать назад, по-видимому, в самом начале XX века, в музей пришел какой-то немолодой человек и предложил приобрести у него золотые закрытые мужские часы с вензелем Николая I. Запросил этот человек за часы две тысячи рублей. На вопрос, почему он так дорого их ценит, когда такие часы с вензелем императора не редкость, принесший ‹…› сказал, что часы эти особенные. Он открыл заднюю крышку: на внутренней стороне второй крышки была миниатюра – портрет Наталии Николаевны Пушкиной. По словам этого человека, дед его служил камердинером при Николае Павловиче. Часы эти постоянно находились на письменном столе, дед знал их секрет, и когда Николай I умер, взял эти часы, „чтобы не было неловкости в семье“. Часы почему-то не были приобретены в Исторический музей. И так и ушел этот человек с часами, и имя его осталось неизвестным».

Цесаревич Александр и ссыльные декабристы

В те дни, когда Петербург, потрясенный внезапной смертью великого поэта, прощался с ним, цесаревичу Александру шел девятнадцатый год, и он готовился совершить два важных и нелегких для него дела: сдать выпускные экзамены и потом отправиться в большое путешествие по России. Минувшее в 1834 году шестнадцатилетие, когда он был признан совершеннолетним, не освободило Александра от учебных занятий и не стало поводом для их прекращения, как это было принято в отношении принцев на Западе. Изменился лишь уровень преподавания – оно стало напоминать сочетание университета с военной академией. По-прежнему вели свои курсы Сперанский и Жуковский, академики П. А. Плетнев и К. И. Арсеньев.

Болгарский академик В. Николаев (лучший знаток биографии Александра II) считает, что «фактически Александр получил блестящее образование, которое в полном смысле слова было равноценно подготовке к докторской степени в лучших западных университетах». Особенно интенсивной была военная подготовка и сильно увеличилась нагрузка по языкам, которые Александр любил и прекрасно усваивал. Лучше прочих языков знал он польский, великолепно владел французским, немецким и английским, удивляя потом степенью совершенства и поляков, и немцев, и французов, и англичан.

Весной 1837 года вместе с Паткулем и Вильегорским (юношами-аристократами, учившимися вместе с ним) – он сдал выпускные экзамены, заняв среди способных сверстников твердое первое место. А 2 мая уже отправился в первое большое путешествие по родной стране, которую ему предстояло если и не узнать, то хотя бы увидеть, чтобы представлять, чем и кем предстоит управлять, когда наступит его время.