Паломничество жонглера (фрагмент)

Ладно, Найденышу хватало и тех историй, которые Одноногий Жорэм рассказывал! Для воображения мальчишки они были чем-то вроде сухого хвороста, вовремя брошенного в огонь. Найденыш начинал фантазировать: а что чувствовал тот или иной человек, о чем думал, на что надеялся? Сперва это касалось только героев Жорэмовых историй, а потом мальчик стал обращать внимание и на живых людей, окружавших его. И не только на людей. Каково приходится монастырскому колоколу там, на самом верху колокольни, где всегда дуют холодные ветры, а близость к звездам делает одиночество еще невыносимее? Понимает ли овца, которую ведут под нож мясника, для чего ее собираются убить? О чем скрипит десятая, если считать сверху, ступенька на лестнице в библиотеке?

"И не скучно тебе голову забивать такой... всячиной?" - Птич собирался сказать иначе, но в последний момент по блеску в глазах друга догадался, что не стоит. "Не скучно", - по своему обыкновению коротко ответил Найденыш. ("Сколько ж можно языками молоть во время молитвы! - шипел, выкручивая им уши, наставник Туфельдр. В монастырском храме, громадном, напоминавшем Найденышу островерхую шляпку поганки, Непосвященные молились в особо отведенном для них месте, которое называлось нечистилище. В этом закутке было тесно, гранитные нешлифованные плиты терзали колени холодом и острыми гранями, а позади всегда нес вахту очередной наставник. И всякие разговоры настрого запрещались - хотя запрет этот в течение трех-четырехчасового бдения частенько нарушался. Наиболее неуклюжих шептунов легко можно было узнать по вспухшим ушам (если дежурил Туфельдр) или по синякам на спине (если дежурил Гилрош). В конце концов Найденыш с Птичем додумались до простенького языка жестов, но жестами ведь всего не объяснишь... да и словами тоже).

Бумаги им выдавали много, хоть и плохую, она рвалась под слишком остро заточенным карандашом и почему-то воняла крысиным пометом. Но для начала годилась и такая. Найденыш учился рисовать с упорством, которое иногда удивляло его самого. Очень скоро он сообразил, что в узкой комнатенке Непосвященных, в соседстве с еще четырьмя сверстниками, возможностей для рисования немного. Если даже позабыть об отсутствии нормального освещения, оставались ведь еще соседи, трое вельможат, против которых они с Птичем едва держали оборону. Тут не до рисования! - и тогда Найденыш устроил себе "мастерскую" в зарослях крапивы. Здесь в редкие свободные часы он пытался сделать доступным для других то, что чувствовал сам, размышляя - вот парадокс! - о чувствах других. На шероховатой бумаге постепенно оживали колокол, овца, ступеньки, они, безъязыкие, обретали возможность обратиться к людям. "Здорово! - восхищенно цокал языком Птич. - Слушай, ты показал бы Сморку, он, глядишь, сделал бы тебя художником при храме. Писал бы стены, идолов вырезал, а?" Найденыш это даже обсуждать не стал, только отмахнулся, мол, так и побежит наставник Сморк в художники меня отдавать.

("Ах ты сквернавец!" - плевался слюной тот же Сморк, когда случайно отобрал у Найденыша один эскиз. В сгорбленном, широкоухом и кривоносом человеке, изображенном на бумаге, без труда угадывался его прототип. "Ну ты у меня!.. - захлебывался праведным гневом прототип. - Я т-тебе...")

Рисунки Найденыш постоянно перепрятывал, тем более, что вельможата быстро смекнули что к чему. Если им удавалось выкрасть подходящий набросок, где был изображен кто-то из взрослых, они тут же несли его настоятелям - и Найденыша ждало очередное наказание.

Со временем законченные работы, не содержавшие в себе каких-либо крамольных изображений, он догадался вкладывать в свитки в библиотеке, куда, как и прочие Непосвященные, ходил прибираться. Делая вид, что вытирает с полок пыль, он дожидался удобного момента, подмигивал Птичу (тот неизменно стоял на страже, причем не столько от наставников, сколько от своих же), после чего выхватывал нужный свиток и, развернув, быстро вкладывал в него рисунок. Свитки Найденыш выбирал заранее и рисунки для хранения в них оформлял таким образом, чтобы невнимательному могло показаться, будто они и должны прилагаться к свитку. Правда, для этого пришлось старательнее отнестись к урокам грамоты, но лучше так, чем видеть, как ночной бабочкой горит в огне кусочек твоей души.

Закончилось тем, что один из свитков с рисунками обнаружил Одноногий Жорэм. И именно тот свиток, куда было вложено изображение его, Жорэма, но только лет на двадцать моложе, еще с обеими ногами, посреди бушующего моря битвы со свирепыми тайнангинцами (какими их представлял Найденыш). Догадаться о том, кто автор рисунка, было несложно; Одноногий Жорэм подстерег Найденыша в библиотеке, когда тот пытался запрятать свое очередное творение. Птич потом только руками разводил: "И откуда старый хрыч выскочил? Ведь не было же его нигде!"

Ухватив юного рисовальщика за плечо, старый хрыч ткнул ему под нос рисунок захребетной битвы и рявкнул: "Откуда?!.." "Что "откуда"?" - не растерялся и прикинулся растерянным Найденыш. "Откуда ты знаешь, каким я был тогда?"