Парадокс Вигнера

Он тут же отвлёкся на атаку сзади, подскочившего со стороны турка, а Белояр уже дрался с последним охранником бея в тамбуре. Турок, напавший сзади, не ожидал, что Кондратий вовремя увидит его своим трёхмерным зрением и был не готов к его молниеносному повороту на сто восемьдесят градусов. Разваленный до пояса шашкой, обдавая Кондратия кровью, турок рухнул у его ног. В это время прозвучал выстрел, Серхат-бей пальнул через дверь по Белояру, но тот предупреждённый Кондратием предусмотрительно отошёл в сторону, перед тем, чтобы открыть дверь каюты. Разрубленный Белояром от плеча янычар обильно поливал кровью пол, образовывая лужу. Белояр весь в крови убитого им турка, поскользнулся в этой луже, но всё-таки ворвался в каюту, и встреченный ударом кулака, упал на пол. Вовремя вбежал Кондратий и оглушил Серхата прикладом трофейной пищали, подобранной у битого минутой раньше турка, нападавшего сзади.

Наспех связав Серхата, Кондратий и Белояр выволокли его на палубу. Здесь все было объято огнём, казаки дрались с оставшейся частью турецкой команды, загнав её на носовую верхнюю палубу. Не ввязываясь в бой, ребята спустили важного пленника в шлюпку. Здесь Серхат пришёл в себя, он испуганно смотрел на перепачканных кровью и гарью молодых людей с оружием в руках и даже не пытался освободиться от пут.

— Дьяволы! — хрипел Серхат-бей по-турецки, — сущие бесы!

— Сотник, уходим все быстро, Серхат у нас в шлюпке! — прокричал Кондратий, — скоро рванёт пороховой запас турок под нижней палубой!

Несколько казаков тут же спрыгнули в воду и, барахтаясь, плыли к шлюпке. С носовой части, подгоняемые окриком сотника, спрыгнуло ещё несколько казаков, но те направились вплавь к стругу, чтобы быстрее удалиться от галеры. Следом прыгали турки, оставшиеся в живых после боя на верхней палубе, оказавшись в полной темноте, они лихорадочно гребли в сторону острова. Наконец в шлюпку спрыгнул Бакланов, и гребцы налегли на вёсла. Спустя ещё несколько минут раздался оглушительный взрыв, рванули бочки с порохом в подпалубном трюме галеры. Судно, объятое пламенем, раскололось на две части и начало тонуть, гася при этом поедавший её огонь. Слышался специфическое шипение, и воздух обильно наполнился запахом гари.

— Ну, здравствуй бей! — шутил Кондратий, — добро пожаловать в пекло ада басурман! Ты догнал нас, сука турецкая, радуйся….

— Дьяволы! — хрипел Серхат-бей по-турецки, — сущие бесы!

— Сотник, каковы наши потери? — спросил Кондратий.

— Да хто знить, — отвечал Бакланов, — сычас собирёмси на струге и пересчитамси…. Но я узрел краем ока, што Казарь наш Жеребков убит!

— Упокой, Господи душу казака, отдавшего жизнь во благо Вольного Дона! — мрачно произнёс Кондратий, перекрестившись.

Остальные сделали то же самое, а Серхат-бей понял, что казаки сейчас убьют его. Он рванулся из последних сил, желая освободиться от пут, но Бакланов «успокоил» турка, отправив в нокаут ударом кулака в челюсть.

— Охолонь, басурман, не времечко! — пробурчал сотник, — ты ящё не спевал нам сваю музуку!

Шлюпка причалила к стругу под восторженные возгласы канонира Лукьяна и его помощника. Добиравшиеся вплавь казаки тоже поднимались на борт, насквозь промокшие, но весёлые, первым делом стягивали с ног сапоги, выливая из них воду. Перепрыгивая через борт на палубу, со светящимися от азарта лицами, некоторые имели лёгкие ранения, но ощутили это только сейчас. В эйфории победы трудно понять, кто ранен, все были возбуждены, перепачканы кровью турецких матросов и янычар, а в горячке, как известно, боль не ощущается. Зажгли фонари, а начавшиеся разговоры победителей о том, кто и как вёл бой, долго ещё не стихали на казачьем струге. Кондратий и сотник сделали перекличку, и выяснилось, что кроме Жеребкова, погибли ещё два казака. Перекрестившись и пожелав погибшим Царствия Небесного, казаки перевязывали один другому раны и устраивались на ночлег. Кондратий с Белояром и сотником решили в каюте допросить Серхат-бея. К счастью, единственный переводчик, войсковой старшина Пантелей был жив и даже не ранен.

— Расскажи-ка нам Серхатушка о приказе, полученным от султана по беспрепятственному пропуску войск крымского хана Давлета через Азов и полному содействию походу на Москву! — начал допрос Кондратий.

— Я ничего не скажу, пока вы не приведёте сюда мою дочь! — категорически отказался Серхат.

— А где же мы тебе её возьмём? — с нескрываемым издевательством спросил Кондратий, — она плывёт ещё где-то по Чёрному морю в Азов.

Как только Пантелей перевёл ответ Кондратия, у Серхата злобно вспыхнули глаза, он понял, как его ловко обманули. Бей зубами вцепился в верёвку пут, пытаясь разорвать её, и смачно матерился по-турецки, срывая злобу на этой верёвке.

— Пантелей, щаго ён такоя гутарить? — спросил сотник.

— Матюгаетси по-своему! — информировал Пантелей.

— Гутарь яму, ешаку турецкаму, ежели будить молчати, калган отсеку ему шашкой зараз! — возмутился Бакланов, — мы тута не щай хлебати с им собраимси…. Нам отдыхати нужна, а не ёный характер узревать!