В следующие полчаса на Даймонда обрушился шквал похвал, однако педагогический коллектив все же пришел к согласию, что ему бы следовало разориться еще на фунт-другой и купить вместо «Абрикоса» «Магнолию» или какую-нибудь другую краску более спокойного тона. Он добродушно слушал и продолжал уничтожать терзающие глаз настенные фрески Клайва. К десяти Питер был готов прерваться на кофе, но это означало, что нужно передвинуть столы, чтобы добраться до чайника. Даймонд привел в порядок две стены. И теперь, отступив на расстояние, решил, что цвет действительно больше похож на красный, чем на абрикос.
Однако его порыв оценили, и никто не жаловался на возникший в учительской разгром. Педагоги вытаскивали из-под укутывающей мебель пленки стулья и, рассевшись с чашками, обсуждали последние события. Вчерашний портрет Наоми стал главной темой. В маленькой школе учителя знали каждого ребенка.
– Хорошие новости, Питер, – сказал заместитель Джулии Джон Тафлер. – Вас можно поздравить.
Даймонд был менее оптимистичен. Ночью он хорошенько обдумал происшедшее.
– Меня бы больше порадовало, если бы она сделала нечто такое, чему научил ее я.
Тафлер погрозил ему пальцем:
– Не будьте неблагодарным, друг мой. Это признание. Ваше имя. Она заметила, что вы существуете.
– Я бы за это не поручился.
– Тогда с какой стати ей рисовать ромб? Ей известна ваша фамилия.
Питер оглядел лица окружавших его людей:
– Откуда Наоми известно, как символически, рисунком, изобразить мою фамилию? Ей не говорили об этом.
– Может, она играет в покер? – предположил кто-то, и все рассмеялись.
– Ясно одно, – заявила Салли Труман, – она говорит по-английски. Это теперь очевидно.
Даймонд возразил, что до сих пор девочка не произнесла ни слова.
– Поймите, – произнесла Салли, – Наоми услышала вашу фамилию и соотнесла с фигурой. Девочка пытается наладить общение.
Сомнения Питера поддержал кто-то из работающих на полставки учителей, заявив, что ромб у Наоми, возможно, получился случайно, и больше она никогда не нарисует такую фигуру.
– У нее скорее всего не будет такой возможности! – бросил Тафлер тоном человека, который знает больше других. – Во всяком случае, здесь. Слышали? Приходивший вчера психиатр Ойли Дикинсон подтвердил диагноз «аутизм». Наоми отправят в Америку, как только уладят формальности.
Хотя Даймонд и опасался услышать нечто подобное, от слов Тафлера его кровяное давление поднялось. Он со стуком поставил кружку на стол и, расплескав кофе, горько заметил:
– Наихудший выход для всех. Школа и социальные службы расписываются в том, что не способны помочь ребенку. Полиция прекращает дело. Дикинсон кладет в карман жирный гонорар. Посольство, раскошеливаясь, тешит свое коллективное сознание. В Америке обналичивают чек и добавляют еще одно имя в список учеников школы. Все в восторге, кроме одной маленькой девочки, которая не в состоянии сказать ни слова, чтобы предотвратить подобную развязку.
Даймонд встал и направился в кабинет Джулии Масгрейв. Распахнул дверь и прямо спросил:
– Когда ее увезут?
Джулия подняла голову от бумаг на столе, взгляд скользнул по его комбинезону. Директриса еще не заходила в учительскую.
– Почему бы вам не присесть, Питер?
– Потому что я чертовски зол! Скажите, сколько у меня осталось времени? Это все, что меня интересует.
– Времени для чего?
– Разве не очевидно? Найти ее родителей.
Джулия побледнела:
– Не сочтите меня неблагодарной за все, что вы сделали для Наоми, но хочу вам напомнить, что вы волонтер. У вас нет места в будущем девочки.
Нет, он не стал грозить ей кулаком, просто рубанул крепко сжатыми пальцами по воздуху перед собой:
– Вы рассуждаете о ее будущем. А я пытаюсь восстановить прошлое Наоми, которое вы со своими приятелями собираетесь уничтожить.
Джулия вздрогнула, словно Даймонд ударил ее, и тихо произнесла:
– Я оскорблена этими словами. Глубоко оскорблена. Кстати, я возражала, уговаривала оставить девочку у нас до тех пор, пока не станет очевидно, что все наши усилия тщетны. Однако осталась в меньшинстве – одна против всех.
Возникла неловкая пауза.
– Извините. – Совершенно подавленный, Даймонд сделал пару шагов к ее столу и в знак того, что понимает, насколько был не прав, поднял руки. – Опять меня понесло прежде, чем я оценил факты. Не представляете, как мне стыдно, Джулия.
Она покачала головой, давая понять, что больше не надо слов, и сказала:
– Наверное, в воскресенье.
Воскресенье. Четыре дня.