Павел I

Немало и других дел и начинаний связано с именем Императора Павла: от указа 20 июня 1797 года о размножении картофеля в России до установки в центре Петербурга, на Дворцовой площади, в нижнем этаже Зимнего Дворца «желтого ящика», куда каждый желающий, вне зависимости от рода и звания, мог опускать свои просьбы и жалобы. Ключ от этого заповедного ларца хранился у Императора, и он ежедневно вынимал корреспонденцию на свое имя и внимательно всё прочитывал, и часто принимал меры. Все, кто нарушал закон, порядок и правила благочиния, могли в любой момент ждать царской кары. Это была невиданная ранее форма общения Самодержца со своими подданными, мера, которая не могла не вызвать возмущение У чиновников всех, но особенно высших рангов.

При Павле Петровиче 5 апреля 1797 года был издан указ, ограничивавший барщину тремя днями и запретивший крестьянские работы на помещика в воскресные дни; была запрещена продажа крепостных одной и той же семьи порознь. Впервые Царь попытался регламентировать отношения между помещиком и крестьянином. Опять же впервые за весь имперский период крестьяне получили подобие гражданских прав: они обязаны теперь были присягать на верность Императору «как любезные подданные», чего ранее не наблюдалось.

Фактически Павел Петрович сделал важный шаг в ограничении помещичьего произвола, что неизбежно должно было привести если и не к отмене крепостного права, то к существенному его урезанию и обузданию. Кстати сказать, ограничение барщины вызвало резкий ропот среди «родовитых» и «благородных» — того самого «образованного общества», где читали сочинения Вольтера, Монтескье, Дидро и других философов-энциклопедистов, но в реальной жизни совсем не собирались расставаться с дикими формами эксплуатации своего народа, о котором всегда так много сочувственных слов произносили в салонах.

Павел Петрович, по существу, отменил «Жалованную грамоту дворянству» Екатерины И от 1785 года, которая предоставляла исключительные привилегии дворянскому сословию [8]. Грамота подтверждала свободу дворянства от обязательной службы, введенную ещё в 1762 году, свободу от государственных податей и от телесных наказаний. Устанавливалось исключительное право дворян на владение землей, крепостными и недрами. Указанные привилегии, превращали «благородное сословие» из служилой корпорации в паразитарный слой, Павел I покусился на дворянские привилегии и представители сословия вынуждены были теперь в обязательном порядке служить. Такое «ущемление прав» дворянство Самодержцу не простило. Через три недели после убийства Императора Павла, 2 апреля 1801 года, Император Александр I восстановил «Жалованную грамоту», показав этим, кому он обязан своим воцарением. Менее 1 % населения Российской Империи возвращались безбрежные имущественные и социальные права, в то время как остальная масса лишалась даже отдалённой перспективы получить хоть что-то подобное.

Известный историк В. О. Ключевский (1841–1911) в своём курсе лекций по русской истории очень удачно назвал Императора Павла «первым антидворянским царем» [9]. Профессор, в сущности, повторил лишь то, о чём представители дворянской элиты шушукались в кругу «своих» ещё при жизни Павла I, Именно там родился эпитет «мужицкий Царь», что по представлениям той среды служило знаком «недостойности».

Павел Петрович действительно ощущал себя «отцом всего народа русского» и стремился заботиться о благоустроении всех, а отнюдь не только о благоденствии дворянского сословия, о нуждах которого так горячо пеклась до него Екатерина II, а после — Александр I. Как выразился писатель А. Коцебу (1761–1819), написавший очерк об убийстве Павла Петровича, «из 36 миллионов (населения России. — А. Б.) по крайней мере 33 миллиона имели повод благословлять Императора». Думается, что показатель «недовольных» у Коцебу явно завышен.

Если говорить ясно и определенно, то не подлежит сомнению одно: убийство Павла Петровича стало делом дворянской корпорации, отождествлявшей свои узкие сословные интересы с интересами всей России. О подобном тождестве можно говорить только применительно к военным кампаниям; в повседневной же русской действительности подобную «симфонию» отыскать невозможно.

Достаточно привести только список непосредственных участников Цареубийства, чтобы понять, что в преступном акте задействованы были представители многих «славнейших родов России». Среди них значились имена: князей Белосельских, князей Волконских, князей Голицыных, князей Вяземских, князей Долгоруковых, князей Яшвиль; графов: Зубовых, Толстых, Орловых, Паниных, Паленов, баронов Розен. Это только титулованные, а без родовых титулов количество замаранных навеки дворянских фамилий в несколько раз превышало вышеуказанное число. [10]