Пегас, лев и кентавр

– Отмораживается, будто и не он. Ой! – Окса схватилась за скулу.

– А т-ты не улыбайся! – посоветовал Макс сочувственно.

– Не могу не улыбаться. Ну я пошла! Мне надо еще кое-кого прибить! – И Окса ушла, держась за щеку и издали показывая Вовчику трубу.

На втором этаже у лестницы Рина снова встретила Ула. С ним рядом стоял грузный круглолицый мужчина с бровями-щеточками и мясистым подбородком-пяткой. Широкий, как дубовый пень, он громоздился в проходе. Рина догадалась, что это и есть Кузепыч.

– Здрасьте! – робко поздоровалась Рина.

Кузепыч с сомнением оглядел ее.

– Эта, что ли, беспчелиная? – сурово спросил он у Ула.

Рина увидела, что кисть у него подписана татуировкой: «КУЛАК». Начиная с мизинца, по одной букве на пальце.

– Ага в смысле угу! – весело подтвердил Ул.

Кузепыч снова посмотрел на Рину и поскреб щеку.

– Отдельной комнаты я ей не дам! – заявил он решительно. – Койку в «на-пять-человек».

Он повернулся и грузно затопал по коридору. Пешком Кузепыч передвигался неуклюже, по-медвежьи, однако успеть за ним было непросто.

Рина оглянулась на Ула. Тот махал ей руками, чтобы она шла за Кузепычем и не сомневалась. Сам же почему-то оставался на месте, да и Макс тоже.

О Кузепыче можно было сказать, что он не столько идет, сколько обходит свои владения. В том, как он потрогал деревянную раму, как поднял и, не задумываясь, сунул в карман бесхозный гвоздь, ощущалась природная любовная хозяйственность. То, кряхтя, наклонится и закрутит на батарее вентиль, то сурово подергает повисший на одном шурупе шпингалет и пошевелит бровями-щеточками. Должно быть, так, полубоком, с оглядкой, ползет по морскому дну старый краб с проросшими на панцире ракушками.

У предпоследней в ряду двери Кузепыч остановился и толкнул ее. В комнате было душно. Кровати не застланы. Матрасы свернуты в рулоны. И никаких вещей, только на окне валяется старая зубная щетка.

– Располагайся где хочешь. Все свободно, – буркнул Кузепыч.

– А разве тут никто не… – начала Рина.

– Сейчас нет. Обычно пчелы собирают новичков ближе к осени.

Кузепыч подошел к окну и дернул раму. Окно выходило на огромный куст сирени. Рядом росла старая сосна с раздвоенным стволом. Одна из толстых ветвей, разогретая солнцем, в красноватой чешуе коры, подходила к окну совсем близко. Рина прикинула: даже если сорвешься, второй этаж не десятый. Ребра собирать недолго, и разлет у костей небольшой.

Щеточки бровей Кузепыча сурово шевельнулись.

– В порошок сотру, если узнаю! – грозно сказал он.

– За что? – удивилась Рина.

Кузепыч выдохнул в нос, что означало у него укороченный смешок.

– С другой стороны, если на газоне следов не останется, как я узнаю? – добавил он размышлительно.

Рина моментально перестала притворяться. Она умела ценить человеческое отношение.

– А что, старые – ну которые раньше тут жили – следов не оставляли? – рискнула спросить она.

– Они одеяло вниз сбрасывали. Когда на одеяло прыгаешь – на газоне следов не остается. Зато на одеяле остаются! – захрипел Кузепыч.

Его вновь начала душить жаба.

Рина представила ее себе очень отчетливо. Стоит на задних лапах здоровенная зеленая жабища ростом с человека и давит его перепончатыми лапами.

Глава 9 Ушки для прослушки

Срочно продам друга!

Реклама зоомагазина

Несколько недель спустя Долбушин вновь приехал к Гаю. За вычетом охраны, они были вдвоем. Глава финансового форта скользнул глазами по зашитому шву на скуле у телохранителя.

– Как ваша дочь, Альберт? – спросил Гай вместо приветствия.

Долбушин посмотрел на квадрат пола под ногами.

– Я видел ее сегодня утром, – сказал он.

– Ходили в тот дом, где она живет с «родителями»? – умилился Гай. Долбушин понял, что ему уже доложили. – И что же..?

– Она меня не узнала, хотя мы спускались в одном лифте. Фельдшер Уточкин поработал на славу. Он действительно гений, но когда все закончится, я его убью, – без угрозы, но очень деловито сказал Долбушин.

Гай сдвинул брови, взвешивая степень потери для организации.

– Ну что ж… Безвременная смерть – удел всех гениев, – вздохнул он. – Что шныры? Пока не выходили на вашу дочь?

– Вы же знаете, что нет.

– Что ж… Потерпим.

Гай сел на край стола. На столе у Гая не было ни бумаг, ни компьютера, ни шариковой ручки. Только каменные шахматы. Каждая фигура – черная и белая – походила на определенного человека. В одном из сутуловатых коней Долбушин угадывал себя. Массивный Тилль был ладьей. Болтливый Белдо – слоном. Гиелы – пешками.

Камни, которые пошли на фигуры, были неровные, пористые. Любой опытный резчик удивился бы: зачем брать на фигуры такой неподходящий материал. Но это потому, что он не знал, откуда они.

– Теперь о другой девушке. Как поживает она? – поинтересовался Гай.

Он взял коня-Долбушина, улыбаясь узким ртом, сверил с оригиналом и переставил на другую клетку.

– Полина? Неплохо, – настороженно ответил оригинал и, не удержавшись, добавил: – Собираетесь послать шпионом в ШНыр и ее тоже?

Гай любил только свои шутки.

– Ничего нового выяснить не удалось? – спросил он, зевая.

– Она все забыла.

– Даже кто такая?