Его самое яркое детское воспоминание — мои письма! Как мне хотелось рассказать ему все. Как я хотел излить душу хоть
Я напишу ему письмо.
Было уже почти десять часов вечера, когда Эдсон ушел в кабинет и вернулся с фотографией своего домика.
— На обороте есть карта, так что ты легко найдешь дорогу. Сразу за Харбор, рядом с ярмарочной площадью. Электричество и вода подключены. Телефон не работает, но я оставил там сотовый. Можешь пользоваться. Вот ключ. Хочешь, я поеду с тобой, помогу тебе устроиться, покажу все?
— Не надо. Думаю, справлюсь. И потом, уже поздно. Я позвоню тебе, если что-то не так. А если все в порядке, позвоню завтра.
— Договорились.
— И… спасибо… Я очень, очень ценю твою помощь. Она так много значит…
Эдсон ухмыльнулся:
— Выметайся, придурок.
Я решил было вернуться в мотель, но понял, что в номере не осталось ничего, кроме старой одежды, которую я все равно хотел выбросить. У меня не было ни багажа, ни личных вещей, а что было, лежало в машине. Я мог просто выбросить ключ и исчезнуть. Поскольку я платил наличными, а не кредиткой, связать меня с мотелем было невозможно.
Ну, я и поехал прямо в свое новое жилище.
Расположенный в центре квартала однотипных домиков, домик Эдсона оказался похожим на дома нашего детства в Акации. Гостиная, общая комната, две спальни, две ванные комнаты и довольно большая кухня. Дом был полностью обставлен, и хотя мебель была не новая, но вполне приемлемая. Электричество действительно было подключено, и я немедленно врубил несколько ламп и телевизор. Я боялся тишины и темноты.
И снова я растрогался. Вчера я был бездомным. Три дня назад я жил в унылом синтетическом мире и был так подавлен, что хотел убить себя. Теперь у меня есть крыша над головой. Я могу жить в уютном домике в пригороде бесплатно и столько времени, сколько мне понадобится на поиски жены и сына.
Надо было писать меньше жалоб и больше благодарностей.
Что напомнило мне…
Я огляделся в поисках щели почтового ящика. И не нашел ее. Очевидно, почтовый ящик на улице. Я открыл парадную дверь, выглянул и увидел на оштукатуренной стене рядом с дверью черный прямоугольник с двумя полочками для журналов и слишком больших рекламных листов. По привычке я откинул крышку, сунул внутрь руку.
Мои пальцы коснулись бумаги.
Я вытащил конверт.
Адресованный мне.
Я передернулся, покрылся мурашками. Закрыв и заперев дверь, я посмотрел на обратный адрес. Письмо от Киоко:
Я перечитал письмо. Так Киоко настоящая? Стэн ошибался?
Или письмо — фальшивка?
Я всмотрелся в текст. Что-то знакомое было в нем, что-то похожее на стиль Элен.
И главное: как могла Киоко, живя в Японии и отправляя письмо несколько дней назад, узнать, что я свяжусь со старым другом Эдсоном, и что он предложит мне свой дом?
Письмо написано Писателем Писем.
А зачем? Ответа на этот вопрос я в письме не нашел. Может, это пробный выстрел? Попытка Верховного найти меня? Или наживка? Или ему интересно, отвечу ли я Киоко, добьется ли она от меня ответа? Или, может быть, только может быть, Элен или кто-то другой действительно написали мне письмо, надеясь на ответную весточку, и зашифровали какое-то тайное послание.
Если и так, то не в моих силах было расшифровать послание. Я битый час пытался найти ключ к шифру, обнаружить скрытый порядок в расположении букв. Я даже подержал листок над лампочкой, чтобы проверить, не проявятся ли невидимые чернила, и в конце концов отшвырнул письмо.
К черту. Если Верховный хочет, чтобы его наемники посылали мне письма, пусть развлекаются.
И письма не заставили себя ждать.
В этом районе почту доставляли рано, и наутро в девять часов почтальон бросил в ящик шесть конвертов.