Подумаешь, попал – 2

Ну, вот и началось! Я посмотрел на часы, циферблат и стрелки которых, были покрыты фосфором. От атаки штрафников зависело многое. Их удача – моя удача! Использовать штрафбат предложил Горбатов, когда узнал, что в мотострелковых частях у меня едва наберется треть состава. Не лучше было и в танковых бригадах. Лишь одна, недавно прибывшая, имела полный штат. Командиром вместо отстраненного и погибшего Ведерникова, после некоторых раздумий, я назначил Ивана Толбухина. Тот повел себя как-то странно.

– Назначь Бровкина! Вон, тот героем стал за то, что танками немецкий аэродром с самолетами подавил, а мне и батальона хватит.

– Ты чего это, охотник, не хочешь как дядя, генералом стать? Ведь командир бригады уже имеет право на большую звезду на погонах, – заметил я, стараясь сыграть на самолюбии Ивана, а оно у него было.

– Почему не хочу, командир, хочу! Только занимать место шатуна как-то не хочется, – ответил он, и добавил, – вот Воронин – хороший командир, скоро дивизией командовать будет, его место и займу.

Тут в голове у меня мелькнула догадка, которая не очень-то мне и понравилась. А ведь я видел, как после отъезда комбрига Ведерникова через некоторое время, по каким-то надобностям взяв мотоцикл комендантского взвода, уехал Толбухин. Через полчаса он вернулся, а еще через столько же времени назад вернулся виллис с погибшим от снайпера полковником Ведерниковым. И тут, Иван отказывается занять его место. На него это не похоже.

– Вот что, Иван, – сказал я серьезно, – другой бригады у меня сейчас нет, как и командира, способного стать во главе её. Кроме того, с учетом, отремонтированных танков в ней на данный момент как раз и наберется на батальон.

Толбухин задумался, снял фуражку, почесал свою шевелюру, давно требующую стрижки, и спросил:

– А Бровкина дашь?

Ну вот, уже и требования появились.

– Нет, Бровкина не дам! – ответил я. – Он, мне для другого нужен. Тут я говорил правду. Бровкин мне, как наиболее опытный командир, нужен был для того, чтобы возглавить один из батальонов недавно прибывшей бригады, в которой не только не хватало офицеров, но и вообще почти не было фронтовиков. Даже командир бригады подполковник Баланов еще не имел боевого опыта. Бригада была сформирована недавно, в основном из офицеров и недавних выпускников танковых училищ. Баланов был из кадровых офицеров, исполнял обязанности начальника штаба одного из училищ и с самого начала войны просился на фронт. И вот, спустя два года, его рапорты удовлетворили. Бровкин же имел боевой опыт, показал себя, неплохим командиром роты, поэтому я и решил поставить его на батальон. Справится? Почему-то я считал, что да.

Толбухин же на батальоне два месяца, и будто всегда им командовал.

Возможно, сказываются гены – его двоюродный дядя сейчас фронтом командует.

– Иван, продолжил я уговаривать, комбата, – бригада неплохо показала себя в боях, хоть и понесла значительные потери. Погибли оба командира танковых батальона. Кого мне назначать туда? Ротных? Начальник штаба тоже ранен, сейчас в госпитале. Так что иди и командуй. Бригада пойдет в прорыв одной из первых, и я должен быть уверен, что поставленную задачу она выполнит.

– Хорошо, командир, – Толбухин надел фуражку, – я люблю быть первым.

И так, началось! Напрягая зрение, я пытался при вспышках осветительных ракет высмотреть в стереотрубу ползущих к траншеям врага солдат, но ничего не видел. Казалось, на разделяющем нас от врага поле, повсюду изрытом воронками от взрывов, не было ни одной живой души. Это меня тревожило и радовало одновременно. Тревожило, потому что я опасался, а вдруг штрафники, отползя подальше от своих окопов, залегли в воронках и не двигаются с места. Радовало то, что раз я не вижу никакого движения, значит, не видит и противник. А то, что при свете зависшей над полем ракеты не видно движения, значит бойцы, понятное дело, замирают и не шевелятся. Жить то каждому охота.

Время от времени ночную темноту рассекали трасы пуль. Это было бы завораживающе красиво, если бы не знать, что эти стремительно летящие светляки несут с собой смерть тем, в кого попадут. Одна из таких трасс была короткой, даже я услышал, как в ответ на нее донеслись приглушенные, расстоянием хлопки гранат. Прорыв начался.

– Я пойду, – это сказал майор Толбухин.

Я кивнул и вновь уставился в темноту. Вспышек ракет на данном участке фронта уже не было. Очевидно тем, кто пускал ракеты, было уже не до этого, или они уже были мертвы. Зато на других участках, справа и слева от места прорыва, от ракет стало светло как днем. Заработали все огневые точки врага, по ним тот час же ударили 76-мм полковые пушки, к ним присоединились гаубицы. В месте же прорыва шел ожесточенный бой. Я, если и не видел полностью всего происходящего, то догадывался, что кроме стрельбы и взрыва гранат там шла рукопашная, без неё при взятии позиций, редко обходилось.

Подполковник Рябушкин, так представился мне командир полка занимавший своим подразделением позиции на участке прорыва, схватил телефонную трубку и скомандовал в нее: