Как ни удивительно было для меня самого, Маша не только не стала очередным эпизодом в моих похождениях, но с каждой новой встречей я все больше привязывался к ней, пока не понял, что полюбил. До сих пор не знаю, насколько искренне, но Маша отвечала мне взаимностью. Теперь, с годами, для меня стало очевидным, что мужчины и женщины по-разному воспринимают происходящее с ними и внутренние мотивации женщины не столь однозначны и прямолинейны как у мужчины. («Имеющий уши, да услышит!»). Анри Девернуа заметил: «Мужчина женится потому, что влюбился. Женщина влюбляется потому, что хочет выйти замуж». Чувственность Маши, её эротизм взяли меня в плен, из которого я не мог вырваться пятнадцать лет. Она была для меня самой желанной женщиной в мире. Как-то полушутя – полусерьезно я спросил её, не приворожила ли она меня у какой-нибудь бабки, и, естественно, получил отрицательный ответ. К алхимии наших отношений мы ещё вернемся, моя любовь к этой женщине сыграет немаловажную роль в движении элементов моей загадочной Мозаики.
А тогда, спустя несколько месяцев притяжения друг к другу мы решили пожениться. Скандал с грузинскими деньгами набирал обороты, у меня была назначена дата отъезда (не столько
* * *
Бельгия, начало 1990-х.
19 августа 1991 года в свечении невидимого глазу ореола совершившего удачный побег заключённого я съехал на машине с борта парома «Анна Каренина» на берег Германии в городе Киле и отправился налево – в Берлин, тогда как почти весь пароход с туристами и командой рванул направо – в городскую ратушу Киля – просить в Германии политического убежища. Это был день «августовского» путча в России. Что-то во мне протестовало против такого решения, и я, нисколько не колеблясь, направил машину по безукоризненному немецкому автобану в Берлин, рассчитывая там подождать Машу, подождать, как я полагал, несколько дней. Эти несколько дней превратились для меня в месяц ожидания и скитаний по дорогам Европы, потому как после путча у Маши, как и у всех, были проблемы с выездом из советской страны. Дни я проводил в телефонных будках, не без труда дозваниваясь до родного голоса жены, а ночи – в казино, где моего влечения к рулетке после фильмов о Джеймсе Бонде и знакомства на собственном опыте с теорией вероятности хватило как раз ровно на этот наполненный тоской по любимой женщине месяц.
Наконец, я встретил жену в аэропорту Амстердама, и мы, оставляя за спиной велосипедистов, каналы и квартал красных фонарей, – мимо ветряных мельниц и рекламных щитов – счастливые и беспечные, покатились по Европе навстречу новой жизни.
Обосновались мы в Брюсселе и первые пару месяцев жили в замке у моего приятеля-фламандца Эрика – крупного торговца недвижимостью. Бывший антиквар, разбогатев, он стал скупать замки, содержать которые в современной Европе владельцам стало дорого из-за налогов, делал из них кондоминиумы на несколько семей и с выгодой перепродавал. Как-то на моих глазах Эрик купил в центре Брюсселя бывший пивной завод с намерением сделать из него бизнес-центр и отель. Сам он с женой Марлен, которая, чтобы не сидеть дома, летала стюардессой международных авиалиний, жил в небольшом замке – petit chateau – в пригороде Брюсселя. Замок, окруженный лесом, стоял на холме, имел своё озеро и колонию зайцев. Вечерами, когда мы возвращались домой и на машине поднимались по холму к замку, зайцы трогательно прыгали по обочинам в свете фар.