Ее рука двинулась к лопаткам, к пояснице, к бедру. Потом она торопливо отвернулась и судорожно чихнула, прикрывшись рукой.
И виновато произнесла:
– Похоже, я таки подхватила этот грипп, или он подхватил меня.
Мне пришло в голову, что щеки у нее все же не румяные, а красные, очень яркие – как грим участницы рождественской пантомимы. (Интересно, Брайди хоть раз была на такой пантомиме?) Красный – коричневый – синий – черный…
Я услышала, как Мэри О’Рахилли ее успокаивает:
– Да этот грипп не такой уж и страшный. У меня в детстве был куда хуже.
Молодая мать, конечно, говорила это с самыми лучшими намерениями, но я была готова ее поколотить.
Собрав волю в кулак, я уверенно произнесла:
– Конечно, все будет хорошо, Брайди.
Но я заметила, что ее начало знобить.
– Главное – отдых. Давай-ка я уложу тебя в кровать.
– Где? – удивилась она.
Я на мгновение стушевалась, а потом кивнула на пустую койку справа, где раньше лежала Делия Гарретт и которую мы с Брайди перестелили только сегодня утром.
– Но… я же не рожаю.
Дело в том, что я просто не могла отправить ее в приемный покой, где она могла проторчать несколько часов. Если у нее инфлюэнца, промедление было чревато опасными последствиями, и хотя оставался небольшой шанс, что это не инфлюэнца, рисковать не хотелось: в столь отчаянной ситуации нужно было прежде всего исполнять свой врачебный долг (да с кем я спорила?).
– Это не имеет значения, – сказала я, – вот, надень-ка… – Я нашла для нее в шкафу свежую ночную рубашку. – Справишься?
Брайди громко чихнула, заглушив свой ответ.
– Извини!
Наказывали за то, что чихала на мессе, вспомнила я ее рассказ.
Она стыдливо повернулась ко мне спиной и стала расстегивать пуговки своей блузки.
Потом я дала ей чистый носовой платок, сунула под язык термометр и начала заполнять медицинскую карту, как будто она была пациенткой: Брайди Суини. Возраст: двадцать два года (примерно). Я не знала многих ее данных. Мне претила мысль указать дом матушки настоятельницы монашеского ордена сестры Люк в качестве ее места жительства. Врач приемного покоя… прочерк. Я попыталась вспомнить, когда поставила ей термометр… минута уже прошла? Время текло странным образом. Я наклонилась над Брайди и дотронулась до ее челюсти.
– Открой рот.
Ее сухие губы разомкнулись, и я взялась за термометр. Когда я его вынимала, ее губа прилипла к стеклу, кожа чуть треснула, и появилась капелька крови.
Я протерла стеклянный цилиндрик и увидела: 39,2 °C. Высоковато, но не такая высокая температура, какая обычно бывала при этом гриппе, успокоила я себя.
Выбежала из палаты. Я торопливо шагала по коридору мимо медсестер и врачей, обгоняя еле тащившихся больных. Заглянула в женское инфекционное и, поскольку никак не могла запомнить имя дежурной медсестры, просто позвала:
– Сестра? Сестра?
Маленькой монахине такая форма обращения не понравилась.
– В чем дело, сестра Пауэр?
– Моя помощница неважно себя чувствует, – звонко произнесла я фальшиво обыденным тоном. – Вы не могли бы кого-то прямо сейчас отправить за врачом?
Я не уточнила, кому понадобился врач. Я не могла признаться, что уложила в кровать волонтерку, которая даже не прошла предварительный осмотр в приемном покое.
Монахиня сказала со вздохом:
– Хорошо.
Я сглотнула уточнение: «Немедленно!»
Вернувшись в палату, я увидела, что Брайди уже лежит под одеялом, а ее одежда сложена на стуле рядом.
(Вот тут мне стало предельно ясно, каково это расти в приюте, всегда зная, что за нерасторопность тебя ждет наказание розгами.)
Я не могла сейчас строить из себя главную по палате, потому что я так боялась, что едва дышала, но ведь кроме меня никого и не было. Как говорится, нужда заставит. Я усадила Брайди, подложив ей под спину две подушки. Принесла из шкафа четыре пропахших фосфорным раствором одеяла. Потом сделала горячее питье с виски, не пожалев спиртного. Брайди дышала немного учащенно, пульс тоже был слегка повышен. Я записала все показания в ее медкарту, стараясь подойти к делу по-научному. Во всяком случае, кашель ее не мучил.
Брайди шевельнулась под одеялом.
– А что, если эта кровать понадобится настоящей пациентке?
– Тихо! Ты и есть настоящая. Тебе давно пора отдохнуть после всей этой беготни и суеты за два дня, которые ты тут провела, помогая мне. Так что лежи и отдыхай в свое удовольствие.
Мой тон был неуместно игривым. И я добавила:
– Тебе же небось спать хочется после бессонной ночи на крыше?
Потрескавшиеся губы Брайди расплылись в лучезарной улыбке.
Я резко развернулась.
– Миссис О’Рахилли, вы не будете против, если я вас переложу на кровать у стены, чтобы у нас тут стало немного попросторнее?
Мэри О’Рахилли робко ответила:
– Конечно.
(Всякий раз наклоняясь над Брайди, я надеялась, что мне удается стереть с лица выражение испуга – испуга, но не любви. Но я бы не хотела, чтобы кто-то посторонний увидел, какими глазами я на нее смотрю.)