Узбеки не любят русских за пристрастие к горькой, но сейчас Бобо думает не об этом, поэтому храбро опрокидывает стопку в рот и на глазах у него выступают слезы.
Он выходит в коридор и понимает, что на него надвигается густая, вязкая темнота. Квадратное жерло коридора старой коммунальной квартиры уходит в бесконечность. Стены, крашенные зеленой масляной краской, наверху замыкаются когда-то беленым, а теперь желтым от протечек потолком, который оказывается кривым и узким.
Коридор завален хламом, который хозяйка берет в счет долга у незадачливых жильцов, не имеющих средств расплатиться за комнаты. Здесь стоит колченогий вытертый диван, маленький, покрытый пылью холодильник с магнитиками, раньше принадлежавшими жившему здесь ребенку, тумбочка, накрытая линялой полотняной салфеткой, и треснутая ваза на ней. В дальнем углу – хозяйственный инвентарь: швабра с вылезшей щетиной, обломанный веник, дырявая половая тряпка и ржавое жестяное ведро. И деревянное, полированное десятками рук топорище, нелепо торчащее из ведра.
– Как вы его, Ипатий Силыч! – раздается из комнаты подобострастный голос незаметного человека. – С кем взялся играть бусурманин? Еще за стол его посадили.
– Что они, что китайцы – все на одно лицо, – произносит задорный голосок Марьи Никитичны. – Понаехали тут, а сами курят опиум.
Тусклые крашеные стены наваливаются на Бобо, пол с потолком сходятся в одну точку в конце коридора, и в руку скользит гладкое топорище. Тепло дерева согревает холодные пальцы. Узбек перехватывает топор обеими руками и возвращается в комнату.
Ипатий Силыч сидит, повернувшись к двери спиной, и гладит подвешенную на жилет золотую цепочку часов. Марья Никитична и молодой князь стоят у окна и со смехом читают закладную Бобо. Незаметный человек снова растворился в складках оконных портьер. Алексашка Михайлов с тоской смотрит на занимающийся рассвет. На вошедшего никто не обращает внимания.
Топор в руках становится невероятно тяжелым. Узбек силится поднять его кверху, но ему едва хватает сил, чтобы удержать его на уровне груди. Мильёнщик наклоняет голову. Бобо видит его седые сальные волосы на макушке – все до единого волоска, испарину на толстой шее, выглядывающей из сюртука, и понимает, что сейчас ударит топором в этот загривок. Ударит ради золотой луковицы часов с бриллиантами и массивной цепочкой. Нет – ради маленького домика с резными дверями и теплыми желтыми дынями, растущими во дворе. Сознание сужается до капель испарины на шее Ипатия Силыча. Бобо поднимает топор.
***
Тук-тук, тук-тук, тук-тук. Ревет гудок тепловоза, и за окнами проносится фирменный скорый поезд Санкт-Петербург – Рига.
Бобо просыпается и смотрит на свои пустые руки.
В комнате шесть шагов на девять держится тяжелый, спертый воздух. Пошатываясь, узбек выходит в коридор и долго открывает входную дверь, пока замок со скрипом не сдается его упорству.
Ноги скользят по стертым каменным ступеням лестницы парадного подъезда. Бобо падает, скатывается до ближайшей лестничной клетки и остается там лежать в нелепой изломанной позе. Мелочь со звоном высыпается из карманов и разлетается на несколько этажей. Он не скоро встает. Неизвестно откуда появляется дворничиха:
– Э! Да ты совсем пьяный! Вставай, иди в свою комнату! – и привычно прибавляет: – Понаехали тут… Хозяйке на тебя пожалуюсь, будешь знать.
Но Бобо выходит на улицу. Внезапно он вспоминает про свою счастливую кошку и шарит в карманах. «Надо задобрить питерское счастье». Кошка на месте: выглядывает из подвального окна в ожидании еды. На секунду человек заглядывает в ее глаза. На что похожи светло-желтые кошачьи глаза? На белый виноград кишмиш, когда через прозрачную кожицу светит жаркое узбекское солнце.
Бобо садится на асфальт рядом с подвальным окном.
– Не будет дома для младший брат, – говорит он кошке. – Потому что Питер не настоящий, Питер – город-призрак…
– Опять развалился тут! Пожалуюсь хозяйке, завтра же съедешь! – кричит дворничиха, размахивая руками. – Забирай кошку и уезжай в свой Узбекистан. Проваливайте домой, а там хоть кошатник разводите.
– Заткнись ты, глупый женщина! – досадливо отмахивается Бобо.
***
Бобо стоит перед входом в вестибюль станции метро «Площадь восстания». Разноцветные сердечки, Микки-Маусы, голуби-переростки и просто надувные «сосиски» бешено рвет у него за спиной осенний ветер.
– Мальчики, – незамысловато предлагает Бобо пробегающим мимо школьникам, – купите подарок девочкам!
– Зачем им подарок? Они вредные!
– Правда, вредный, – смеется узбек. – Тогда купите маме мыльный пузыри, пусть вспомнит детство.
Один мальчик останавливается у лотка, достает из кармана груду мелочи и отсчитывает двадцать пять рублей.
– А котята почем? – указывает он на коробку с разноцветными пушистыми комочками.
– Возьми счастье даром, – подмигивает ему узбек.
– Мама заругает.
– Сначала заругает, а потом полюбит! – возражает Бобо.