Прогулка по ту сторону

– Убери!!! Убери его, – взвизгнуло существо, – Это мертвый свет, он жжется. Убери же…

Вадим машинально опустил руку. Мысль что этому странному карлику может быть больно успокоила его.

Еще раз спрашиваю ты кто? И что это за место?

– Кто я такой? – скрипучим голосом ответили из под печи, – дожили… Были ведь времена когда вы люди меня знали, чтили и боялись. Как только вы меня не называли и «суседушка», и «домовой», и «хатник»....

– Домовой? Так ты домовой? – спросил Вадим и подумал: «Я кажется с ума сошел».

– Какой я теперь домовой, – горько ответил карлик, – ты на дом то этот посмотри. Горе одно… А ведь каким я хозяином был. У меня в горнице всегда порядок царил, дети никогда не болели, молоко не скисало, нечистую силу я отсюда как гонял.... ни один глаз дурной не мог моих жильцов взять.

Домовой горестно вздохнул и выполз из под печки. Теперь Вадим разглядел его внимательно. Он и в правду выглядел как старичок маленького роста. Длинная, давно не чесанная борода, сморщенное плаксивое лицо. Глаза горевшие зеленоватым огоньком, были с кошачьими зрачками. Одет домовой был в какие то серые лохмотья похожие на длинную рубаху и явно давно не стиранные. Перебирая неестественно большими для его роста ступнями, домовой выполз на освещенный лунной участок комнаты и и сел обхватив ноги руками.

«Домовой-бомж» – подумал Вадим.

– Вишь теперь какого мне? – продолжил жаловаться карлик, – худо, ох худо… нет никого, старые хозяева на погосте лежат, новые не завелись.... Разбежались люди из деревни нашей… Теперь что здесь, что на кладбище все едино.

– Что же ты тоже не уйдешь отсюда?

– Куда?

– К людям.

– Да разве счас люди. Да разве я им нужен. Вы все сейчас испортились. Последнюю мою жиличку, топором убили, за икону, тому тридцать лет назад. Топором!! За икону!!! Да разве такое бывало когда нибудь. И какие же вы люди? Живете в каменных коробках, окружили себя мертвыми предметами, работать руками не хотите, в Бога не верите, в нас домовых не верите, друг с другом грызетесь, примет и обычаев не помните, едите всякую мерзость… Как с вами жить?

– Что за мертвые предметы?

– Техника ваша..... машины эти....мерзость вонючая. От них весь воздух гнилой стал, – домовой сплюнул, – раньше люди в гости к друг другу ходили, в живую общались. Раньше мужику коли в город надо ехать так это цельный день на бричке трястись. И без надобности по дорогам не шастали… Дома сидели. За хозяйством следили. А сейчас люди как перекати-поле по земле слоняются. А толку… У себя порядок навести не могут, а все норовят за другими подсматривать.

– А ты я смотрю продвинутый домовик, – усмехнулся Вадим, – ты откуда все это знаешь, если здесь безвылазно сидишь?

– Я домовой, не домовик, – взвизгнул карлик и тут же спокойней сказал, – знаю, есть кому рассказать.... А вот ты то как сюда забрел. Ты живой, а живые сюда по своей воле не приходят…

– Я девушку ищу… призрака. Она на дороге людей убивает.

«Боже, что я несу. Объясняю домовому про призрака на дороге. Я или сплю или сам у же мертв. Хотя нет этот дядюшка Ау мне говорит что я еще живой» – Вадим даже зажмурился от нереальности происходящего.

– Не убивает, а забирает, – важно проговорил домовой.

– Какая разница. Она убила мою жену!

– Большая разница. Говорю же не убила, а забрала. Такая работа у нее.

– У кого нее? Ты ее знаешь?

– Знаю. Аленка-подорожница. Наша девка здешняя. Давно когда-то тут жила. Бабки Хабисимихи внучка. Родители то ее, померли, когда мор был. А Аленка с бабкой жила. Девка красивая была. Моих тогдашних жильцов, сынок старшой, Семка, бегал все за ней....

– Ты ее живой знал?

– Конечно. Я тут с испокон веком живу, как деревня эта появилась. Сколько годков стояла, и татарина, и кромешников, и французов пережила. Все стерпела, все снесла. А как этот проклятый железный век настал, как люди от своих корней отвернулись, как машины эти появились, город всех в себя втянул. Тут наша деревня и сгинула, – домовой горестно вздохнул.

– А Алена эта от чего призраком стала? – спросил Вадим.

– Так дитя вытравила. Обрюхатил ее хлыщ заезжий. Такой же из города. Все тут по избам ходил мужикам чушь какую то про царя, про Бога, про ученых втолковывал. Аленка наша уж на что себя берегла, а тут слабину дала. Уж больно, языкастый подлец был. Горожанин этот уехал потом, а она понесла. Незамужняя, это ж позор. Хабисимиха ее из избы выгнала. Он на речку пошла и утопилась.

– Ты же говорил, она аборт сделала.

– Кого?

– Ну, ребенка вытравила.

– Так и есть. И себя убила и дитя… Ей за то такое наказание и придумали. Раз она жизни забирать любит без разбора, пусть так и мается. Души поспелые по дорогам собирает…

– Кто придумал?

– Как кто? А то сам не знаешь. Кто всех вас судит после смерти тот и придумал.

– Справедливо однако. Мужик ее огулял, бабка выгнала. А наказание ей нести?

– Те тоже свое получили на суде. Только смертоубийство грех страшный, а уж себя убить…

Вадим вдруг почувствовал страшную усталость и раздраженность. Диалог с домовым и новая информация об призраке в белом как то утомили его.