Риф

Ли прекрасно помнит тот день. Мама оборачивается и как будто замечает Ли, пальцем показывает на замерзшую реку. Там нет аллигаторов, в толще льда люди. Застыли в ломаных, неестественных позах. Ли подходит поближе; во льду видно Гарина. Там же рядом вмерзли Адам, Питер и Джоан. И там же, чуть глубже, Сара Голдстайн с разбитой головой. И Дэвид Брум, и та его коллега с двойной ниткой жемчуга на шее – как же ее звали? – там, в толще льда, вся ее память о Колумбии.

– Значит, для них это не опасно? – спрашивает репортер.

– Ну, как сказать. В этом сезоне температура сильно ниже, чем обычно. Но нет, это не смертельно. Любые другие крокодилы, скажем нильские, заболели и умерли бы, а нашим мальчикам мороз побоку. Смотрите, ноздри шевелятся. Глаза сложно рассмотреть, лед мутный, но они тоже двигаются.

Ли слышит ритмичный барабанный бой, четыре удара, бум-бум-бум-бум! – они все ближе.

Лед идет трещинами, и вмерзший в него Гарин открывает глаза и рот, и изо рта у него снова звучат барабаны…

… и Ли опять падает в яму, на гору битого кирпича.

– Какого хрена это было? Там, во льду были люди.

– Это твои воспоминания.

– Я думала, что проработала их.

– Как видишь, не до конца. Большую часть из них ты просто заморозила.

– Давай еще раз, туда же, – говорит Ли, и Марта вновь переносит ее к замерзшей реке. Только в этот раз в толще льда сотни людей. Одни вмерзли целиком, другие частями. Ли видит во льдах разные версии самой себя. Кое-где над поверхностью торчат руки – и пальцы на руках шевелятся. Зрелище жуткое. Ли всматривается в один из силуэтов. Среди них четко видно маму, она тоже там, вмерзла, застыла с открытым ртом, словно кричит, просит о помощи.

– Почему я вижу там маму?

– Хороший вопрос.

– Перенеси меня домой.

Марта берет ее за руку – и вот они дома, в прихожей, сквозь шторы на окнах пробивается свет, голубоватый и холодный. Ли помнит этот день – мама в кладовой, занимается стиркой. Ли заглядывает в кладовую и снова видит Гарина, который ведет себя так, словно это его дом, заталкивает грязные шмотки в стиральную машину и издает при этом какой-то тоскливый звук, то ли стон, то ли вой, как будто в нем проделали дыру и сквозь нее медленно выходит воздух.

Гарин оборачивается, замечает их, делает шаг и вдруг застревает в проеме, цепляется рогами. И только тут она замечает, что у него из головы растут оленьи рога. Он открывает рот – неестественно широко, у него словно отвалилась нижняя челюсть – бум-бум-бум-бум!

… и Ли снова падает в яму, на гору битого кирпича.

– Что он там делает? Почему он в моем доме?

– Не смотри на меня так, – говорит Марта. – Мы в твоей голове, тебе лучше знать, как тут все устроено.

– Перенеси меня в дом Тесея, – говорит Ли.

Марта щелкает пальцами, но ничего не происходит. Щелкает еще раз, и опять ничего. Щелкает в третий раз, и они переносятся в дом, в прихожую, только там все иначе – в доме совсем пусто, никакой мебели, коридор заложен кирпичной кладкой. За окнами слышен гул барабанов.

Ли подходит к окну, выглядывает из-за шторы и на заднем дворе в тумане видит костер, вокруг которого танцуют люди в белых одеждах. Среди них стоит Гарин. Он оборачивается, смотрит в окно и замечает ее. Люди в белых одеждах резко замирают, прямо в движении, словно их всех поставили на паузу, затем тоже оборачиваются и бегут к дому.

Ли успевает отскочить от окна и бежит к лестнице. За спиной у нее грохот – сектанты выбивают дверь и толпой несутся за ней. Десятки босых ног шлепают по паркету.

Ли поднимается на второй этаж – она хочет спрятаться в кабинете с архивом, но он тоже заложен кирпичами. Ли оборачивается – сектанты уже здесь, босыми ногами они отстукивают ритм – бум-бум-бум-бум! – четыре такта тишины – бум-бум-бум-бум!

Ли зажимает уши, жмурится…

… и падает в яму, на гору битого кирпича.

На краю ямы, свесив ноги, сидит Марта. Бой барабанов все ближе.

– Они уже везде, да? Проникли в каждое воспоминание. И скоро придут сюда.

Ли смотрит на Марту, вглядывается в зеркальное отражение в ее очках и только тут понимает, что это не отражение, там, в линзах очков, она видит реальный мир, в котором ее тело захвачено и в белых одеждах танцует хороводы и ходит на реку стирать простыни.

– Сколько я уже здесь? – спрашивает она. – Сколько времени я прячусь?

Марта пожимает плечами.

– Месяц, около того.

– И все это время мое тело живет своей жизнью?

– Угу.

Ли смотрит на свои руки.

– Прятаться бесполезно. Надо дать отпор. Вернуть контроль над телом. Только вот, – она оглядывает яму, подбирает обломок кирпича. – Мне нужно оружие. Перенеси меня в день, когда мы с мамой делали скворечник.

Марта щелкает пальцами – солнечный день, они на заднем дворе. Ли наблюдает, как маленькая девочка пытается сколотить кривой скворечник. За спиной у маленькой Ли, из-за угла дома тут же выходят люди в белых одеждах и направляются к ней, сектанты перелезают через забор, выламывают двери, лезут из окон, они повсюду, как саранча, заполняют воспоминание.

Взрослая Ли отбирает у маленькой Ли молоток, девочка смотрит на нее с возмущением.

– Э-э-й!