Риф

— Ты кажется не в курсе. У нас уже есть ребенок, просто мы еще о нем не знаем. Он существует, просто еще не вошел в меня. Не волнуйся, материального от тебя ничего не требуется, в июле, как ты знаешь, я создала консалтинговую фирму — или я тебе не говорила? Нет? Говорила, говорила… так что наш мальчик не будет ни в чем нуждаться.

— Маша… Ты врешь. Зачем? Ты ведь раньше никогда не врала.

— Зачем ты так жестоко говоришь сейчас со мной?

— Я?

— Ты… — вдруг, всхлипнув, жена закрыла лицо руками и тихо зарыдала, — ты так жестоко сейчас сказал, вместо того, чтобы просто поверить…

— Поверить? Во что? В то, чего нет?

— Есть! Все уже есть, все, до нас! Но если не верить в него, оно исчезнет и не будет, не будет.

— Ну да, может, и этой тарелки нет? — кивнул он на стол. — И этой руки моей, и тебя, и меня… Вот я не в верю в тарелку — и она тут же исчезает? — Виктор зло засмеялся. — Не поверю в себя — и меня нет?

— Ты не любишь меня.

— Маша, погоди, успокойся, мы сейчас не об этом…

— Ты и ее не любишь…

— Кого?! — вздрогнув, он посмотрел на нее.

Жена вытерла лицо салфеткой и высморкалась.

— Какая разница кого, я же вижу, не любишь.

— Что ты видишь, Маша? — с отчаянием почти крикнул он. — Ты слепая!

— Ты заколдован, мой милый… — она улыбнулась ему, блестя мокрыми глазами, — вот в чем дело.

— Машенька, я….

— Я поэтому и пришла сюда, на это свидание. Чтобы расколдовать тебя.

— Что?.. нет…

— Мне нужно всего лишь поцеловать тебя! — жена вдруг торжественно встала. — Сейчас я тебя поцелую, и все пройдет, — полуоткрыв губы и закрыв глаза, она протянула к нему руки.

Он смотрел на нее. Маша топнула ногой:

— Ну?

Виктор встал. Щеками, затылком, спиной он почувствовал, какая густая воцарилась в зале тишина. Мужчины за дальним столом прекратили пить и уставились на них. Таджики-гастарбайтеры любопытно щурили глаза. Заснувший было за столом старик открыл заплывший глаз и тоже смотрел на него и жену. И даже толстая грязная буфетчица смотрела на них зачарованным взглядом.

Виктор мотнул головой, словно сбрасывая наваждение — и сразу же обессилено с дурацкой улыбкой опустился на стул.

Маша, словно решив поддержать его, тоже дурашливо улыбнулась. И тоже села. И подмигнула:

— Ну конечно. Это ничего. Это так только. Я расколдую тебя. Мой старичок царевич. Мой пожилой принц. Мой…

— Хватит, — резко сказал он.

— А что ж, принцев-стариков не бывает? — улыбалась она ребенком. — Они же тоже люди…

Он резко вскочил.

— Черт, давай я провожу тебя!

Ему уже было все равно, что их слышат.

Маша, сидя на стуле, широко раскрытыми глазами смотрела на него, поводя головой то вправо, то влево. Словно что-то читала в нем.

Потом, медленно отведя взгляд, сказала:

— Витя, мое имя Мария.

— Что? Я помню… Что ты несешь?

— Прости. Больше не буду. Я ухожу. Знаешь, сегодня я на машине и могу подвезти тебя.

— Нет у тебя никакой машины! Ты сумасшедшая дура, и из-за тебя я не могу наладить свою личную жизнь. Почему ты не пришла в загс как мы договаривались? Почему ты не хочешь со мной развестись? Я люблю, блин, другую женщину, она любит меня и хочет со мной жить. Почему ты со мной не разводишься? Почему закапываешь мою жизнь? Хочешь вместе с собой утащить в могилу безумия? Я здоровый, понимаешь, здоровый, и хочу жить и умереть здоровым!

— Умрешь. Обязательно умрешь очень здоровым, не волнуйся. Мы оба умрем здоровыми, и в один день. Как в сказке. Ты, что думаешь, сказок не бывает? Еще как бывает, это вот этого, — она плавно повела рукой в сторону, — не бывает. Я, кстати, сейчас подбираю замок, в котором мы будем жить… Ты какие замки любишь? У меня тут проспект имеется… вот, сейчас покажу….

Она открыла сумочку.

— Что? Что ты несешь…

— Ой, я спешу. Так тебя подвезти? Но только до метро. Я опаздываю в аэропорт.

— Маша…

Она взглянула на него потемневшими глазами, из которых потек в него блеклый туманный свет.

— Что? — спросила она, сощурив глаза.

— Спасибо, не надо меня подвозить, — сдерживая ярость, сказал он по слогам.

— Ну как хочешь, — Мария пожала плечами. — Чао! — жеманно сказала жена и встала. Медленно, покачивая шляпой, она подошла к двери и вышла. Со шляпы упали несколько лепестков, отметив ее путь к двери.

На улице, роняя цветочные лепестки, Мария прошла по узкому проходу между грязных бачков и мимо ларька с курящим в окне кавказцем. Улыбнулась ему шестилетней девочкой, продавец с недоумением посмотрел ей вслед.

Когда она входила в подземелье метро, прохожие оборачивались и смотрели на нее и на падающие с ее шляпы цветы.

Виктор некоторое время сидел за столом, рассматривал ее пустую тарелку с крошками оставшейся еды, потирал пальцами ручку вилки, которой она только что ела.

Потом он медленно встал, порылся в карманах, нашел мобильный телефон, хотел кому-то позвонить, но не стал. Положил телефон в карман и двинулся к выходу.

Этот путь занял у него оставшиеся тридцать пять лет его жизни.