чувствах, между ними всё давно было ясно. Он говорил в определённые
моменты важные для неё слова и был ласковым и внимательным. Ну...
иногда у него, конечно, бывают заскоки, но это просто издержки его
характера, да и возраста, наверное… Дэн просто из тех, кто медленно
взрослеет… И всё же, почему-то жаль, что он ни разу не сказал ей о
своей любви по собственной инициативе, по-настоящему волнуясь, с
трепыхающимся, рвущимся из груди сердцем... В сознании снова
непрошено возник срывающийся голос Ильи:
— Я люблю тебя…
Так, что за дурацкие мысли! Сколько можно думать об этом? Всё это
ерунда! Её это не должно касаться. Илья не маленький, сам справится. У
него это скоро пройдёт. Вот если бы речь шла о Дэне, стоило бы
волноваться, а Илья устойчивый, сильный... Эта мысль неожиданно её
раздосадовала. Почему она думает так о Дэне, словно он в чём-то хуже
Ильи? Что это ещё за сравнения! Хватит думать! Так можно додуматься
неизвестно до чего. Всё утрясётся само собой... Наверное...
***
Осень. Глубокая, промозглая. С дождями и грязью, с холодными
ветрами, безжалостно рвущими последние жухлые листья с деревьев,
дующими в окна и завывающими, словно неприкаянные призраки, в
трубах. Тепло мимолётного бабьего лета давно забылось, словно его и не
было вовсе, багрец и золото парков утонули в глубоких мутных лужах,
яркий солнечный свет заслонили плотные тяжёлые тучи, надолго
зависшие над городом.
В общаге холодно. Отопление никак не включат, а холод лезет в щели,
студит постели и лишает уже привычную обстановку уюта. Но это
поправимо. В холле горит камин, у которого можно согреться всей
компанией. Можно надеть тёплый свитер, напиться горячего чаю,
поболтать о чём-то с друзьями, помечтать, в конце концов.
Мечты. Непритязательные и тщеславные, деловые и романтические,
имеющие все шансы на осуществление и несбыточные. Без них никуда.
Как странно. Он так долго и тщательно скрывал свои чувства, так
боялся, что кто-нибудь о них узнает. Казалось, что если это вдруг
случится, мир перевернётся. Она теперь всё знает. Он не хотел этого, но
так вышло. И, почему-то, он совершенно не жалеет об этом. Может, это
не очень правильно и не очень справедливо по отношению к ней. Ей
неведение обеспечивало покой, а теперь она, наверное, всё же
беспокоится о нём. Это нечестно с его стороны, но мысль о её
беспокойстве за него греет душу. Только после своего признания он
понял, как тяжело ему было молчать об этом.
После своего объяснения он какое-то время надеялся, что сможет,
наконец, взглянуть на вещи трезво, что в душе всё как-то остынет,
устаканится, и место в его сердце освободится. Но нет, не освободилось.
Странно, но его чувство стало каким-то более спокойным и не таким
болезненным. Вроде бы ничего особо не изменилось с тех пор: у неё не
изменились отношения с Дэном и к нему, к Илье, она относится по-
прежнему, как к лучшему другу. Общаясь, они не испытывают никакой
неловкости. Всё ровно, мирно. Всё, как раньше. И всё же, в их
отношениях появилось что-то, что невозможно объяснить словами. Когда
они смотрят друг на друга, в её взгляде сквозит что-то почти
неуловимое, необъяснимое, но понятное ему. У них теперь один секрет
на двоих. Она помнит о его признании и думает о нём, он это чувствует.
Она знает, помнит и принимает это.
Она всё знает. Как оказалось, ему было очень важно, чтоб она узнала,
что он её любит. Его любовь словно вырвалась из несправедливого
заточения, возмущённо и убедительно заявив, что в ней нет, и не может
быть ничего преступного, что следовало бы осуждать. Он просто любит.
Любит искренне, преданно. В этом нет его вины.
Ему хорошо с ней рядом, приятно видеть её улыбку, ощущать тепло,
которое от неё исходит. И ещё, ловить этот её новый особенный взгляд,
который предназначен только ему одному. Этот взгляд вопреки здравому
смыслу пробуждает в его душе надежду. Он знает, что не имеет на неё
права. Она так слаба, и для неё практически нет оснований. Ей неоткуда
взять силы, чтоб окрепнуть. Она, как малюсенький чахлый зверёк,
дремлет у его сердца и ждёт. Ждёт её взгляда. Этот взгляд заставляет
надежду отряхнуться от дрёмы, потянуться и тронуть сердце крошечной
шёлковой лапкой. Сердце замирает от её прикосновения на мгновение, а
потом начинает выстукивать новый ритм, ускоряется, наполняется
теплом, которое согревает душу. С этим ничего невозможно поделать. Да
и стоит ли?
***
В один из осенних вечеров, когда на улице дождь хлестал так, словно
небесный водопровод основательно прорвало в аккурат над общагой, и о
том, чтоб пойти погулять, нечего было даже и думать, Илья с девчонками
сидели в холле, греясь у камина и коротая время за болтовнёй. Болтали,
в основном, девчонки, а Илья периодически выдавал короткие реплики и
многозначительные звуки, чтоб поддержать разговор. У него вдруг
защекотало в носу, и он чихнул от души несколько раз кряду. Девчонки
дружно на него уставились.
— Ты что расчихался, простыл что ли? — озабоченно поинтересовалась
Женька.
— Да ничего я не простыл, всё в порядке, — стал отнекиваться Илья, но
тут же опять чихнул.
— Да я же вижу, что не всё в порядке, — настаивала Женька. — А