Сердцедёр

Мать, совсем измучившись, казалось, была еле жива. Жакмор поднялся. Когда появилась головка третьего ребенка, он ловко помог извлечь его. Совершенно разбитая, женщина упала на подушки. Покровы ночи потихоньку разрывались, свет стал проникать в комнату. Мать отдыхала, бессильно повернув голову набок. Ее лицо страшно осунулось, под глазами залегли темные круги. Жакмор вытер себе лоб, шею и удивился, осознав, что слышит доносящиеся с улицы звуки. Няня закончила пеленать третьего ребенка и положила его на кровать рядом с двумя другими. Потом подошла к шкафу, достала простыню, развернула ее.

— Я забинтую ей живот, — сказала она, — а после ей надо поспать, а вы давайте-ка уходите отсюда.

— Вы пуповину перерезали? Перевяжите ее у всех троих как можно туже, — распорядился Жакмор.

— Я сделала бантики. Тоже отлично держатся, зато гораздо красивее.

Потрясенный, он согласно кивнул.

— Пойдите навестите хозяина, — посоветовала няня.

Жакмор подошел к двери, за которой ждал Анжель, повернул ключ и вошел.

V

Анжель сидел на стуле, согнувшись в три погибели. Его тело все еще вибрировало от криков Клементины. Услышав скрежет замка, он поднял голову. Его очень удивила рыжая борода психиатра.

— Меня зовут Жакмор, — объяснился тот. — Я шел мимо и услышал крики.

— Это Клементина. Ну как прошло? Говорите скорее! — воскликнул Анжель.

— Вы трижды отец, — ответил Жакмор.

— Неужели тройняшки? — поразился Анжель.

— Да нет, сначала родились двойняшки, а потом, через довольно большой промежуток времени, появился третий. Это говорит о том, что он будет сильной личностью.

— Как она себя чувствует? — спросил Анжель.

— Вполне сносно. Немного позже вы сможете ее увидеть, — ответил Жакмор.

— Она сильно злится на меня. Заперла вот.

И, вспомнив о приличиях, добавил:

— Хотите чего-нибудь выпить?

Он с трудом поднялся.

— Спасибо, не сейчас, — сказал Жакмор.

— Что вы делаете в наших краях? Решили провести здесь отпуск? — спросил Анжель.

— Да, пожалуй. У вас мне будет совсем неплохо. Раз уж вы приглашаете.

— Какое счастье, что вы оказались у нас вовремя.

— А разве в округе нет врача? — поинтересовался Жакмор.

— Я этим вопросом заняться не мог, я был заперт. Должна была прийти девушка с хутора и все сделать. Она очень надежная.

— А-а...

Они замолчали. Жакмор всей пятерней расчесывал свою рыжую бороду. Его голубые глаза ярко светились от солнца, проникавшего в комнату. Анжель внимательно разглядывал гостя. На психиатре был костюм из черной, очень мягкой ткани: узкие брюки со штрипками и длинный, высоко застегнутый пиджак, несколько скрадывающий ширину его плеч. На ногах — лакированные черные кожаные сандалии. В вырезе пиджака переливался, как перламутр, сиреневый атлас рубашки. В общем, он был чертовски зауряден.

— Я рад, что вы остаетесь, — сказал Анжель.

— А теперь идите к жене, — предложил психиатр.

VI

Клементина лежала неподвижно. Она отдыхала, полностью расслабившись, уставившись в потолок. Двое младенцев лежали под правым ее боком, третий — под левым. Няня привела в порядок комнату. Солнечный свет бесшумно лился в открытое окно.

— Завтра же надо будет отнять их от груди. Во-первых, троих выкормить она не сможет, во-вторых, это сэкономит время и, наконец, она сохранит красивую грудь, — сказал Жакмор.

Клементина беспокойно задвигалась и повернула голову в их сторону.

В ее широко открытых глазах застыла суровость.

— Нет, я буду кормить их сама. Всех троих. И это не испортит мне грудь. А даже если и испортит, то тем лучше. Во всяком случае, нравиться кому-нибудь у меня больше нет ни малейшего желания.

Подошел Анжель и хотел было погладить ее по руке. Она резко отдернула руку.

— Нет уж, хватит, начинать все сначала я не намерена.

— Но послушай, — прошептал Анжель.

— Уходи, — устало сказала Клементина, — я сейчас не хочу тебя видеть, мне это слишком тяжело.

— Разве тебе не лучше? — спросил Анжель. — Посмотри... Живот, который тебя так раздражал, исчез.

— Тем более, что вы перебинтованы и, когда снимите повязку, ваш живот будет точно таким же, как раньше, — сказал Жакмор.

С огромным усилием Клементина приподнялась и оперлась на локоть. Голос ее звучал низко и сипло.

— Так, по-вашему, мне должно быть уже лучше, да? Сразу после родов, с разорванным животом и невыносимой болью в спине... И искореженные кости таза ноют, ноют... Все сосуды в глазах полопались... Ну конечно, я должна снова обрести форму, быть умницей, заняться фигурой, чтобы живот стал плоским, а грудь упругой... и чтобы ты или кто-то другой на меня взгромоздился и впрыснул эту вашу мерзость... А потом все заново: мне станет плохо, я начну тяжелеть и в результате снова исходить кровью...

Резким движением она сунула руку под одеяло и сорвала простыню, стягивавшую ее живот. Анжель рванулся было к ней.

— Не подходи!

В ее голосе было столько ненависти, что муж замер, не вымолвив ни слова.

— Прочь отсюда! Оба!! Потому что ты мне это все устроил, а вы видели меня в таком позоре, во всей красе. Прочь! Проваливайте!