– О чём вы? – сдавленным шёпотом спросил писатель. – Уйти? Насовсем? Сейчас? Среди бела дня и в здравом уме?
– Вы уже не молоды, – мягко заметил посланник из будущего. – Вырастили детей, достигли зенита славы. Вы уже никому ничего не должны здесь. Если вам безразлично, что вас ожидают сотни миллиардов моих соотечественников, то подумайте хоть раз о себе. Пойдёмте, Дуглас. У нас осталось двадцать две минуты.
Воскресное утро, начавшееся для знаменитого писателя с досадной телефонной ссоры, вдруг засверкало для него всем великолепием красок, а растерянная мысль метнулась к дому:
«Как же так? А Маргарет, дочери, внучата... Уйти – значит пропасть. Без вести. Значит исчезнуть, сбежать, дезертировать. С другой стороны дьявольски интересно. Ведь то, что приключилось со мной, – настоящее волшебство. Это вызов моей страсти, моему искусству и таланту. Им нужен маг. Вправе ли я отклонить вызов? И что будет, если я приму его? Ведь я не что иное, как форма, которую более или менее удачно заполнил мир. Уже заполнил».
– Почему такая спешка? – недовольно спросил он. – Во всяком случае я должен попрощаться с родными.
– Исключено! – президент Ассоциации любителей фантастики развёл руками, и на его лице отразилось искреннее сожаление. – Осталось двадцать минут.
– Но почему, почему?
– Время оказалось более сложной штукой, чем мы предполагали. Масса причинно-следственных связей, исторические тупики... Есть вообще запретные века. Там такие тонкие кружева, что мы боимся к ним даже притрагиваться. Поверьте, если бы существовала такая возможность, мы бы спасли все золотые умы всех веков и народов. Увы, за редким исключением, это невозможно.
– И я как раз – исключение, – хмуро заключил Рэй Дуглас.
– Да. И мы очень рады. Но временной туннель только один, и продержаться он может не более тридцати семи минут.
– Кого же вы уже спасли?
– Из близких вам по духу людей – Томаса Вулфа, – ответил президент Ассоциации и вздохнул: – Однако он вернулся. Сказалось несовершенство аппаратуры...
– Томас?! – воскликнул Рэй. – Чертовски хотелось бы с ним встретиться. Ах, да, я забыл...
Писатель разволновался, схватил пришельца за руку.
– Теперь я понял, – пробормотал он, улыбаясь. – Я всё понял. Последнее письмо Вулфа из Сиэтлского госпиталя, за месяц до смерти. Как там? Ах, да... «Я совершил долгое путешествие и побывал в удивительной стране, и я очень близко видел чёрного человека (то есть вас)... Я чувствую себя так, как если бы сквозь широкое окно взглянул на жизнь, которую не знал никогда прежде...» Бедный Том! Ему, наверное, понравилось у вас.
– Мэтр! – взмолился человек в чёрной накидке. – Сейчас не время для шуток. Решайтесь же, наконец. Четыре минуты.
– Нет, что вы, – Рэй Дуглас наклонился, подхватил велосипед за руль. Хитро улыбнулся: – Если бы я мог проститься, а так... Тайком... Ни за что!
– Мы любим вас, – сказал человек с бледным лицом и пошёл туда, где воздух колебался и струился. – Вы пожалеете, Дуглас.
– Постойте! – окликнул его писатель. – Человек в самом деле слаб. Я не хочу жалеть! Обезбольте мою память, вы же, наверное, умеете такое. Уберите хотя бы ощущение реальности событий.
– Прощайте, мэтр, – пришелец коснулся своей горячей ладонью лба Рэя Дугласа и исчез.
Писатель тронул велосипедный звонок. Серебряные звуки раскатились в жухлой и редкой траве, будто капельки ртути. Рэй вздрогнул, оглянулся по сторонам:
«Что со мной было? Какая-то прострация. И голова побаливает. Я сегодня много думал о Вулфе. И, кажется, с кем-то разговаривал. Или показалось? На берегу же ни одной живой души. Но вот следы...»
На мокром песке в самом деле отчётливо виднелись две цепочки следов.
«Ладно, это не главное, – подумал писатель. – Вот сюжет о Вулфе хорош... Его забирают в будущее, за час до смерти... Там ему дают сто, двести лет жизни. Только пиши, только пой! Нет, это немыслимо, слишком щедро, он утонет в океане времени. Сжать! До предела, ещё и ещё... Месяц! Максимум два. Их хватило на всё. Он летит на Марс. И он пишет, надиктовывает свою лучшую книгу. А потом возвращается в больницу, в могилу... Но чем объяснить его возвращение – необходимостью или желанием?.. Я напишу рассказ. Можно назвать его „Загадочное письмо“. Или „Год ракеты“. Или ещё так – „О скитаниях вечных и о Земле“».