Они шли по залам и переходам, дети сновали от одного экспоната к другому, и на душе у сенатора было хорошо. Ничто не действует на человека так умиротворяюще, как музей; здесь все повседневное обретает свои истинные размеры. Изобретательность волшебницы-природы неисчерпаема, и ему вспомнились забытые было истины. Он всего лишь один из миллиона миллионов обитателей планеты Земля. Весь человеческий род с его чаяниями и тревогами, победами и безрассудствами - быть может, только эпизод я истории мира. Стоя перед чудовищным скелетом диплодока (даже дети благоговейно примолкли), он ощутил дыхание вечности. И с улыбкой додумал о своем честолюбивом убеждении, будто он тот человек, который нужен нации. Какой нации, коли на то пошло? Декларация о независимости подписана всего каких-нибудь двести лет назад, а вот этот древний американец пролежал в земле Уты сто миллионов лет...
Он устал к тому времени, когда они вошли в Зал океанической жизни, где выразительный экспонат подчеркивал, что на Земле и в наши дни есть животные, превосходящие размерами все известное в прошлом. Девяностофутовый кит, житель пучин, и прочие стремительные охотники морей напомнили ему часы, которые он провел на маленькой, влажно блестящей палубе, под крылатым белым парусом. Хорошо плеск рассекаемой килем воды, вздохи ветра в снастях. Тридцать лет как не ходил на яхте; еще одна радость, которой он пренебрег.
- Я их не люблю, рыб этих, - пожаловалась Сьюзен. - Хочу к змеям пойти!
- Сейчас, - ответил он. - И куда ты спешили? У нас еще много времени.
Он сам не заметил, как у него вырвались эти слова. Сенатор размеренным шагом побрел дальше, а дети умчались вперед. Вдруг он улыбнулся, улыбнулся без горечи. Что ж, в каком-то смысле это верно. Времени, действительно, много. Каждый день, каждый час может вместить в себя целый мир впечатлений, нужно только разумно их тратить. В последние недели своей жизни он начнет жить.
Пока никто в конторе ничего не заподозрил. Даже его вылазка с внуками не вызвала особенного удивления; случалось и прежде, что он вдруг отменял все деловые встречи, предоставляя своим помощникам выкручиваться. До сих пор в его действиях не было ничего необычного, но через несколько дней приближенным станет ясно: что-то случилось. Он обязан возможно скорее сообщить им - и своим политическим коллегам - неприятную новость; но прежде чем свертывать свои дела, надо основательно обдумать и решить множество личных вопросов.
И еще одно заставляло его медлить. За всю свою карьеру он почти не знал неудач и никого не щадил в острых политических схватках. Теперь, перед лицом конечного краха, он с ужасом думал о потоке соболезнований, который тотчас обрушат на него многочисленные противники. Глупо, конечно, остаток непомерного самолюбия, которое слишком крепко сидит в нем, чтобы исчезнуть даже перед лицом смерти.
Больше двух недель он хранил тайну. На заседаниях комиссии, в Белом доме, в Капитолии, в лабиринтах вашингтонского света сенатор играл, как никогда еще за всю свою карьеру, и некому было оценить его игру. Наконец программа действий была разработана, оставалось только отправить несколько писем, которые он сам написал от руки, и позвонить жене.
Секретариат отыскал ее в Риме. Глядя на возникшее на экране лицо, сенатор подумал, что она еще хороша собой, вполне достойна звания Первой Дамы государства - супруги президента - и это отчасти вознаградило бы ее за утерянные годы. Кажется, она мечтала об этом - впрочем, разве он когда-нибудь знал по- настоящему, о чем она мечтает?
- Здравствуй, Мартин, - сказала жена, - Я ждала твоего звонка. Хочешь, чтобы я приехала?
- А ты? - тихо спросил он.
Мягкость его голоса заметно ее удивила.
- Было бы глупо ответить "нет", верно? Но если тебя не изберут, я уеду опять. Ты уж не возражай.
- Меня не изберут. Даже не выдвинут моей кандидатуры.
Ты первая, кому я об этом говорю, Диана. Через полгода меня не будет в живых.
Жестокая откровенность, но он намеренно так поступил. Доля секунды, которая требовалась радиоволнам, чтобы достичь спутников связи и вернуться на Землю, никогда еще не казалась ему столь долгой. А затем - да, впервые ему удалось сорвать эту красивую маску. Ее глаза расширились, одну руку она порывисто прижала к губам.
- Ты шутишь!
- Такими вещами? Нет, это правда. Сердце износилось. Мне сказал об этом две недели назад доктор Джорден. Конечно, я сам виноват, но не будем сейчас вдаваться в подробности.
- Вот почему ты всюду водишь внуков... Я не могла понять, в чем дело.
Можно было ждать, что Айрин позвонит матери. Но до чего дошел Мартин Стилмен, если внимание к собственным внукам насторожило его близких!..
- Да, - откровенно признался он. - Боюсь, я поздно спохватился. Теперь пытаюсь наверстать упущенное. Все остальное меня как-то не волнует.
Они молча глядели в глаза друг другу, разделенные кривизной земного шара и пустыней лет, проведенных врозь. Потом Диана ответила дрогнувшим голосом:
- Я начинаю собираться.