Спаситель и сын. Сезон 3

Он подумал о Габене. О Жово. И у него перехватило горло. Семья, которую он себе придумал, – и вот теперь терял.

– У меня сильные плечи, Лазарь, но, я тебе уже однажды сказал, я не всемогущ. Один-единственный раз в жизни я возомнил себя всемогущим и потерпел поражение. – Он не смог спасти от депрессии свою жену, маму Лазаря. – Я делаю не то, что хочу, а только то, что могу. Мы будем общаться с Жово и Габеном. Встречаться с ними, звать их в гости, будем думать о них, разговаривать по телефону.

– Но это совсем не то, как было раньше, – сказал Лазарь.

– А думаешь, ты сам такой же, как был год или два назад? Ты растешь, меняешься, проходишь разные испытания. Иногда отдаляешься от меня. Не меняется только одно: я твой папа и всегда тебя очень люблю.

* * *

– Пятница, тринадцатое число – это к счастью или к несчастью? – спросил Лазарь на другое утро за завтраком.

– Зависит от характера, оптимист ты или пессимист.

– Оптимист. Габен придет к нам в воскресенье?

– Наверняка. И Вьенера отпустят на выходные.

Спаситель звонил доктору Агопяну, и тот сказал, что никакой душевной болезни у Вьенера нет: ни пограничного расстройства личности, ни биполярного синдрома. Он просто «на грани психического срыва», но лечение идет успешно. Из его слов, в зависимости от характера, можно было заключить, что Вьенер либо через несколько недель возобновит выступления, либо до конца своих дней останется в психиатрической лечебнице.

В ту же пятницу вечером, в половине одиннадцатого, Спаситель лежал в постели и почитывал «Базовый невроз», как вдруг в спальню ворвался Лазарь с паническим криком:

– Война!

– Что такое?

– Папа, война! Внизу, по телевизору!

– А почему ты смотришь телевизор так поздно? Я же тебе запретил…

– Но, папа! Война! Я ходил на кухню попить и увидел! Да идем же скорее! Мне показал Жово!

Чем этот старый дурень забивает ребенку голову?! Спаситель в ярости вскочил. И как был, в трусах, напялив первую попавшуюся футболку, пошел за сыном. Лазарь весь дрожал и нес что-то несусветное. Посреди кухни стоял, держась за спинку стула, Жово.

– Что вы такое показали моему сыну? – накинулся на него Спаситель.

– Это не я, это ящик, – возразил Жово и указал на телевизор, продолжавший извергать в «уютный уголок» мешанину звуков. – Я смотрел фильм про войну, а когда началась любовная сцена, переключился на другой канал и попал на новости. Тут как раз и зашел малец. В Париже пальба, шеф. Я послал Лазаря сказать тебе.

– Пальба? – переспросил Спаситель и с отвращением подошел к телевизору. Уставился в него, пытаясь понять, что происходит.

По экрану бежала красная надпись:

СТРЕЛЬБА В ПАРИЖЕ. ЕСТЬ ЖЕРТВЫ

Экран светился золотистым цветом вечерних парижских улиц, и это было бы красиво, если бы не зловещие синие искры машин скорой помощи и черные фигуры в бронежилетах. Спаситель не часто бывал в столице, но когда-то он там учился и, услышав, что репортер сказал «бульвар Вольтер», понял, в каком квартале все происходило.

– Папа, это война? – спросил Лазарь, прижимаясь к отцу.

– Нет, это террористы, И-ГИ как его там, – ответил ему Жово.

– Тихо! – оборвал их Спаситель. Он увидел на экране статую Республики.

Именно там, около этой статуи, Габен назначил встречу Жилю Санга, своему виртуальному другу, – это было заметное место, которое легко найти приезжему. У Спасителя подкосились ноги, он сел на диван, не отрывая взгляда от экрана. Он старался понять, что говорит репортер, но никак не мог – мозг его словно отказывался понимать. Нападения, выстрелы, пояса со взрывчаткой, террасы кафе, стадион…

– Папа, папа! Они говорят «Батаклан»! – выкрикнул Лазарь. – Там же Габен! Там Габен! Его убьют!

– Нет, – машинально ответил Спаситель, – нет, они…

Террористы не вошли в концертный зал, хотел он сказать, но тут репортер как раз сообщил, что вошли.

– Папа, а где Габен? – плачущим голосом спросил Лазарь. – Пусть он вернется к нам.

Спаситель встрепенулся, схватил с дивана пульт и выключил телевизор. Поискал глазами Жово – тот куда-то исчез.

– Мой телефон наверху, пойду позвоню Габену, – сказал он решительно.

– Я с тобой, – тут же сказал Лазарь. Ему было страшно, как бы война не ворвалась к ним в дом.

Спаситель с трудом поднимался по лестнице, ноги будто налились свинцом. Его «нокия» лежала на тумбочке возле кровати. Габена он записал в контактах на букву «К» – «Класс!». «Ответь, ну ответь же!» – думал Спаситель, слушая гудки в трубке. И даже тихонько произнес вслух:

– Подойди к телефону!

Но дождался только автоответчика: Да, вы опять попали на мой клон. Оставлять ему сообщение не стоит – мы с ним не разговариваем.

Спаситель выругался, стал тереть себе лоб и глаза.

Он сам сказал Габену: «Живи своей жизнью», сам посоветовал: «Иди на концерт». Получается, сказал ему: «Иди на смерть». Нет-нет, он не позволит, чтобы эти мысли сковали его волю. Лазарь так и сыпал вопросами:

– Что же делать? Где он? Он живой?