Сыграй ещё раз, Сэм

Вмиг он сгреб раненого сицилийца на руки. Прижимая к груди, как младенца, понес к дверям лифта.

— Подожди секунду, Сол, — окликнул его Рик, но тот не слушал.

— Рики, — скомандовал он. — Открой дверь. — Рик стал было вызывать лифтера, но Солли рявкнул: — Я сказал открыть дверь, а не вызывать кабину.

Рик разжал наружные двери.

Крякнув, Солли швырнул итальянца в шахту. Вернулся, подобрал мертвеца и тоже скинул вниз.

Только сейчас Рик смог их разглядеть: тот, что с ножом, лежал на спине: левая нога вывернута наружу, правая рука согнута в локте, ладонь прикрывает живот. Левая рука вскинута, будто в задумчивости, ладонь прижата к виску, голова невредима, если не считать кровоподтека на правой щеке. Рот слегка приоткрыт, будто он собрался что-то сказать. Его мертвый товарищ пристроился ему головой в подмышку, будто они братья и до сих пор привычны спать в одной кровати. Он лежит распластавшись, неловко, руки вскинуты, словно сдается, ладони вялые, носки ботинок смотрят вверх.

— Только что с парохода, Салуччевы никчемушники, явились пакостить, — сказал Солли. — Салуччи думает, он может вытеснить Соломона Горовица из Гарлема? Посылает своих бабуинов меня прихлопнуть? Драный сучий ублюдок!

Рику хотелось тут же нанести ответный удар. Он знал, отчего весь сыр-бор, его грызла совесть. Он не передал боссу послание О'Ханлона, потому что не хотел, чтобы Солли узнал про него и Лоис, — и вот результат.

Соломон такого не спустит.

— Рики, — сказал он, — к чему мы помчимся разыскивать Салуччи? Это ему сейчас нужно бежать нас искать, чтобы объяснить, для чего он дошел до такого фарпотшкета,[116] и умолять меня простить его, пока я не нагрянул в центр и не пристрелил его прямо в постели у его шлюхи. Так что ничего нам делать не надо. Мы не дернемся, и, помяни мое слово, у нас будут гости. Чего мы не станем делать — их разыскивать, а чего еще мы не станем делать — прятаться. — У него даже не сбилось дыхание. — Старая пословица: рабби, которого община не мечтает вытурить из города, — не настоящий рабби. А рабби, которого вытурили, — не настоящий менш.[117] Я останусь здесь.

Рик сказал, что не понимает, почему не послать Тик-Така в Нижний Ист-Сайд семикратно отплатить Салуччи.

— Потому что мы не готовы, — ответил босс. — Если ты не готов, а все равно что-то начинаешь, ну, только себя вини, когда все обернется в фарштинкенер[118] швах, вот почему.

А почему они не готовы, внезапно озадачился Рик. Где, черт возьми, Тик-Так Шапиро?

Глава двадцать вторая

Нью-Йорк, июль 1932 года

Два дня спустя Солли с Риком сидели в свежеотремонтированной задней комнате «Тутси-вутси», когда Эйби Коэн как-то странно бормотнул, и они, подняв глаза, в том же самом проеме, который так недавно загораживали два сицилийца, увидели Диона О'Ханлона, Лоренцо Салуччи и Ирвинга Вайнберга. Позади них стояли Коэн и Тик-Так. Оружия в руках ни у кого не было.

Рик вскочил, но Солли даже не шевельнулся.

— Привет, мальчики, — позвал он. — Я вас ждал. Проходите, будьте как дома.

Как будто ничего не случилось.

О'Ханлон скользнул в комнату на своих маленьких ножках. Крупный Салуччи двигался медленно и осторожно. Сбоку семенил и подпрыгивал Вайнберг, как маленькая птичка, которая едет на носороге.

— Добрый вечер, мистер Горовиц, — сказал ирландец мягким лютневым голосом.

— Прихлопнуть его? — спросил Рик, но Солли не велел.

— Никогда не оскорбляй равного, — ответил он на манер этакого еврейского Будды. — Иначе он будет вправе оскорбить в ответ тебя, и кто знает, чем все это кончится?

— Мудрец Соломон, — сказал О'Ханлон, удобно устраиваясь на стуле. — И вам добрый вечер, мистер… э?..

Ход Рика.

— Бэлин, — ответил он, словно прежде никогда не встречался с О'Ханлоном. — Рик Бэлин. Я здесь управляющий.

О'Ханлон поклонился.

— Бэлин, — повторил он, катая слово на языке, будто пытаясь распробовать вкус. — Имя мне, конечно, знакомо, и лицо показалось знакомым — в первое мгновение. — О'Ханлон чуть растянул губы, изображая улыбку. — Наверное, из-за освещения. Обознался.

— Эйби, принеси моим гостям стулья, — сказал Солли.

Все сели, не снимая шляп и сложив руки на животе. Так безопаснее. Это безумие — трем высокопоставленным гангстерам являться в крепость Горовица с помыслами об убийстве, подумал Рик, но потом решил, что, вероятно, именно так подумал и Джузеппе Гульельмо. Лучше оставаться начеку.

Солли начал беседу.

— Что ли я посылаю ребят в город досаждать тебе, а, Дион? — спросил он, взмахнув руками. Обращаться к Салуччи и Вайнбергу было ниже его достоинства. — Соломон Горовиц — человек чести. Он не нарушает соглашений, а с Атлантик-Сити двадцать девятого года его соглашение с Дионом О'Ханлоном гласит, что Гарлем и Восточный Гарлем и весь это клятый Бронкс — Соломона Горовица и он может делать там, что захочет. Может, это больше не так?

О'Ханлон разгладил воображаемые морщинки на фасаде двубортного пиджака, плотно застегнутого на все пуговицы.