– Убеждения директора не были какими-то там наколдованными-на-ходу банальностями. Вы ведь знаете, что каждое его слово было искренним. Слово Дамблдора было столь же надежным, как Гринготтс, столь же недвусмысленным, как звезды в небе, и столь же несокрушимым, как замок, на который я сейчас смотрю. Он велел бы искать величие не в количестве денег в наших хранилищах и не в книгах с заклинаниями на наших полках. Нет, он улыбнулся бы и сказал, что истинное величие только в нас самих; оно измеряется не силой, но многолетней дружбой и добрыми делами. Он призвал бы искать то величие, что живет в каждом из нас. Именно его больше всего ценил директор, и поэтому мир с его уходом потерял краски и обеднел.
Поворачиваюсь к усыпальнице, где он сейчас лежит, и отдаю салют. Я найду в себе это величие. Вы можете не соглашаться с тем, как я намерен вести эту войну, но я сделаю все, что в моих силах, чтобы избавить этот мир от Тома Риддла.
***
– Госпожа Максим ожидает всех своих учеников! – верещит Добби, с хлопком появившийся в мастерской, где у меня теперь установлена кровать. Минерва сказала, что я могу оставить себе комнату, пока она не решит, что та нужна для чего-то другого. Ехидно благодарю домовика за то, что он нас прервал, и отпускаю его.
Флёр вздыхает и разглядывает свою одежду на полу.
– Будь это в силах моего отца, я бы уже была во Франции. Директор буквально сражалась с ним за право остаться до дня после похорон. Боюсь, наше время вышло.
Она начинает подниматься, но я снова притягиваю ее к себе. Да, я жадный, но мне нравится соприкасаться с ней как можно большей поверхностью тела.
– Гарри, ты ведь знаешь, что я должна идти. Ты ничуть не облегчаешь дело.
– А я не хочу, чтобы ты привыкала меня покидать.
Флёр бормочет по-французски пару крепких словечек, ерзая тем временем взад-вперед своей притягательной попкой именно там, где надо. Так проходит несколько секунд.
– Не то чтобы я жаловался, но к чему это всё? – спрашиваю я, поскольку она не останавливается.
– Ну, я могу уйти прямо сейчас. Но ты будешь против. Я уступлю, и мы снова займемся сексом. Лучше уж сразу перейдем к сексу. Так мы оба получим то, что хотим, а директору не придется ждать дольше необходимого. Так проще.
С такой логикой не поспоришь. Мы перемещаемся в гораздо более удобную позицию.
– Постараюсь посетить кое-какие твои гонки, но это лето я проведу в разъездах. Возможно, буду под обороткой.
Она смеется:
– Как странно. Твои слова в устах моих бывших любовников имели бы совсем другое значение.
– Несколько бестактно говорить о предыдущих любовниках и оборотке. Не особо способствует настроению, – комментирую я
Она заставляет меня замедлиться, положив руки мне на ягодицы.
– Вот почему я тебя просто обожаю, Гарри. Другие, попроси я их воспользоваться обороткой, так бы и сделали. А ты даже сейчас, в таком положении, меня ругаешь.
– Ну, если тебе нравится именно это, то переворачивайся, и я тебя хорошенько отшлепаю.
Флёр смеется:
– Может, в другой раз, Гарри. Давай летом воспользуемся для свиданий теми зеркалами, что сделал твой крестный. Ты уже видел, насколько гибкой я могу быть. Попробуем поимпровизировать.
– Я говорил по камину с леди Фламель. Она собиралась оставить поместье Альбусу. Теперь она отдает его мне, чтобы я использовал его в качестве базы против Риддла.
Она нахмуривается:
– Не думаю, что моему отцу понравится, если ты будешь вести войну из Франции.
– Формально Людовик Тринадцатый и кардинал Ришелье предоставили поместью Фламелей бессрочную автономию. Это государство в государстве, как магловское королевство Монако. Возможно, мне придется напомнить вашему Министерству об этом специфическом договоре.
Флёр поднимает руку и ерошит пальцами мои волосы.
– Ты собираешь доставить моим родителям массу хлопот. Они привыкли к людям, угождающим их прихотям и жаждущим их покровительства. Побыстрее давай разбирайся с этим Томом Риддлом, чтобы ты мог заняться истинным предназначением всей твоей жизни.
– И что бы это могло быть? – игриво спрашиваю я, несколько беспокоясь о том, что она сейчас скажет, ведь ее слова могут продвинуть наши отношения слишком уж быстро. Если она скажет, что любит меня, то я ведь скажу в ответ то же самое. Но я не уверен, готов ли сказать это вслух… пока ещё нет. Моя жизнь была одной большой ложью. А Флёр – это правда, твердая и непоколебимая правда… единственная правда, за которую я пожелал бы умереть.
Она отвечает, усмехаясь:
– Обеспечивать мне развлечение и общение.
– Немедленно этим займусь, – с облегчением воспринимаю ее пока ещё беспечный тон.
– Ну не прямо же сейчас, ты ведь еще в процессе.
– О, точно. Как прикажете, миледи.
_________