Том 1

Юра невольно посмотрел на тоненькие ноги, чуть приподнимавшие одеяло.

— Это от бомбы. В наш дом бомба попала и всю меня засыпала. Даже не сразу нашли, — прибавила она с гордостью.

— Ты это помнишь?

— Нет, не помню, — она снисходительно усмехнулась, — маленькая была. Это еще давно, еще в самом начале войны.

На одеяле лежали знакомая розовая шапочка и маленький игрушечный будильник.

— Уже половина девятого! — тревожно сказала девочка, взглянув на часы. — Маринке пора вставать! Экая соня!.. Юра, разбуди ее, пожалуйста, только не испугай, и приведи ко мне. Ах да, ты не знаешь! Она спит за ширмой, на маминой кровати.

Юра шагнул за ширму, ища глазами загадочную Маринку.

Там лежала кукла, раздетая, прикрытая маленьким одеяльцем, а рядом с ней аккуратно сложенные платьице, трусики и лифчик.

— Тебе куклу твою принести? — спросил Юра.

— Не куклу, а дочку, — поправила Верочка.

— Ну да, вот эту, с закрывающимися глазами.

— Дочка у меня только одна. Веди ее сюда. А если глаза у нее не откроются, стукни ее по затылочку, только не больно.

Юра неловкими мужскими руками взял дочку поперек живота и положил ее Верочке на одеяло.

— Вот ее одежки, — сказал он. — А уж по затылочку ты сама стукай: я «не больно» стукать не умею.

— Эх, ты, — сказала Верочка, — неопытный! Разве так детей носят? Ведь она же маленькая! Ей три года.

На вид Маринка была гораздо старше своего возраста. Ее когда-то пышные волосы торчали редкими желтыми пучками, цвет лица был землистый и нездоровый. На правой руке не хватало двух пальцев.

Верочка надела ей трусики и лифчик. Потом, утомленная, откинулась на подушку и доверчиво посмотрела на Юру:

— Надень ей платьице, Юра. Оно очень трудно надевается.

Юра густо покраснел, покосился на дверь и стал быстро напяливать платье, выворачивая кукле руки.

— Не так, не так! — говорила Верочка. Ты руки сначала, а потом голову. Вот. Теперь застегни.

— Ну и кукла у тебя! — проворчал Юра. — Прямо сложный механизм какой-то. Того и гляди, не тот винтик отвинтишь.

— У нее не винтики, а пуговицы, — кротко возразила Верочка. — И ты их не крути, а то оторвешь. Вот и оторвал!.. Ничего, ты возьми иголку и нитку, вон там, в ящичке.

— Что-о?! — воскликнул Юра. — Чтоб я ей пуговицу пришивал? Да я никогда в жизни иголки в руки не брал и не знаю, как это делается!

Саша вошел в комнату:

— Маринка проснулась? Очень хорошо, сейчас она будет есть суп.

— Она не хочет.

— Нет, она хочет. А если не хочет, уговори ее: ты мать.

— Пять ложек, — сказала Верочка.

— Десять!

— Нет, пять!

— Ну хорошо, четырнадцать, — сказал Саша.

— Ну, уж так и быть, четырнадцать.

Каждую ложку Саша подносил сначала к губам Маринки, потом давал Верочке.

— А это что-то очень уж много — четырнадцать! — страдальчески сказала девочка на девятой ложке.

— Ешь, Маринка, с хлебом ешь, поправляйся! — настаивал Саша.

Маринку кормили до тех пор, пока Верочка не проговорила с отчаянием:

— Она не может больше, ее стошнит!

Саша уступил:

— Ну хорошо. Теперь ей спать нужно.

— Она только что спала, Саша!

Саша взял кукольный будильник и быстро перевел стрелку.

— Они отстают. Уже три часа. После обеда детям нужно спать. Только, Верочка, возьми ее к себе, а то ей за ширмой скучно. И сама лежи тихо. Вот так. И ты закрой глаза. Маринка уже спит. Тише. Не шевелись.

Верочка обняла куклу тоненькой ручонкой и послушно закрыла глаза.

Саша заслонил ее от света и подошел к полке с книгами:

— Вот тебе учебник. Большое спасибо… Подожди, вместе выйдем.

Саша быстро оделся и заглянул в кухню.

— Анна Семеновна, — сказал он соседке, хлопотавшей около печки, — я сбегаю в булочную. Послушайте, пожалуйста, Верочку — она спит.

— Хорошо, хорошо, — отвечала та.

— Что она, эта толстая, Верочку не обижает, когда ты уходишь? — спросил Юра.

— Зачем? Она добрая. Нашу Верочку все любят.

Мальчики вышли во двор и остановились у ворот.

— Саша, она такая и останется? — сказал вдруг Юра сдавленным голосом.

Саша нахмурился и завертел веревочную сетку.

— Не знаю… Мы для того и в Москву вернулись, чтобы ее лечить. Ее уже разные профессора смотрели. Ведь три года прошло.

— А вы с кем, с мамой приехали?

— С мамой.

— А отец у тебя есть?

— Папа на фронте.

— Вот и мой тоже… — Помолчав, Юра прибавил: — Ну да ничего, теперь это все скоро уже кончится.

Саша вздохнул.

— Тебе сюда, Юра? А мне направо. Приходи.

На другой день в школе, когда Володя Жуков назвал Сашу Маринкиным дядей, Юра сказал сурово:

— Брось! Надоело.

И, повернувшись к Саше:

— Морозов, ты, кажется, один на парте сидишь? Ничего не имеешь против, если я к тебе перейду? Мне этот Жук все уши прожужжал. Надоел хуже горькой редьки.

— Садись, я очень рад, — ответил Саша.

Обиженный Володя Жуков вскочил на парту и закричал:

— Слышали новость? Юрка Борукаев женится на карлице, на морозовской племяннице! Вот они рядом сидят, будущие родственнички! Маринкин дядя и Маринкин жених!

Володя немедленно раскаялся в своих словах: характер у Юры Борукаева был вспыльчивый, а «стукать не больно», как нам, уже известно, он не умел.

В конце четверти Саша опять пропустил два дня.