Том 2. Повести и рассказы

Он вдруг открыл дверь в квартиру, из которой слышалась эта удивительная музыка. У окна, на стуле за клавикордами, вместо взрослого музыканта увидел он ребенка, худенького, сутулого, бедно одетого. Мальчик был настолько поглощен игрой, что не слышал, как вошел незнакомый человек.

Гость оглядел комнатушку. Здесь было чисто, но убого. Черный стол, шкафчик, кушетка, обитая ситцем, заштопанным в нескольких местах, на окнах цветы и свежевыстиранные занавески.

Наконец мальчик заметил гостя. Он перестал играть и в испуге уставился на него своими серыми глазами.

— Так это ты играл? Ты? — удивлялся вошедший.

Мальчик соскочил со своей пирамиды из нот, растерянно поклонился, но молчал.

— Можно тут присесть?

Ребенок с трудом подтащил гостю стул.

— Как тебя звать, малыш? — спросил тот, пытаясь усесться поудобнее на жестком сидении.

— Адась.

— А родители у тебя есть?

— Есть. Только папа сейчас в конторе, а мама на уроке… А Казимежова ушла за хлебом.

— Так, так… — сказал гость. Он погладил мальчика по голове и добавил: — Сыграй-ка мне что-нибудь.

Адась дрожал от волнения, но он привык слушаться и сел за клавикорды. Сначала он все сбивался, но скоро музыка его увлекла, а быть может, на него подействовала и необычность положения. Из одной крайности он впал в другую и минут двадцать играл для гостя так, как не играл еще никогда. Этот первый, незнакомый, но благосклонный слушатель воодушевил его, пробудил в нем силу и вдохновение.

Послушав игру мальчика, гость расспросил, сколько ему лет, как фамилия отца, и, ласково простившись с ним, поплелся на верхний этаж, к переплетчику.

— Великий артист… великий артист… — бормотал он про себя, поднимаясь по лестнице.

Судьба будущего музыканта была решена: любитель музыки заинтересовался им. Он был человек если и не богатый, то состоятельный и со связями. Отцу Адася он выхлопотал прибавку в несколько десятков рублей в год, для матери нашел еще два урока, по пяти злотых каждый, а маленького музыканта решил вывести в люди и платил за него в школу.

Адась окончил гимназию, но ученье принесло ему мало пользы. Для него оно было чем-то вроде повинности, которую он отбывал, чтобы не утратить расположения своего покровителя. Он переходил из класса в класс, но ни история, ни литература, ни математика, ни естественные науки не оставили следов в его памяти. Он даже не понимал, для чего ему вдалбливают в голову столько названий и формул, с которыми он совсем не сталкивался в жизни. Мир он воспринимал лишь с одной стороны — как неисчерпаемый источник звуков, ясных и смутных, ритмов и мелодий. В пении птиц, в шелесте дождя, в стуке экипажей, в непрестанном шуме уличного движения он искал музыки или ее составных элементов. Остальное для него не существовало.

Когда он поступил в консерваторию, скоропостижно умер его покровитель. Отца он лишился еще раньше, мать умерла, когда он был на втором курсе. И вот, едва превратившись из Адася в Адама, он оказался круглым сиротой.

В консерватории высоко ценили его способности. Но проку от этого было мало, его даже не послали доучиваться за границу. В надежде скопить для этого деньги, он стал давать уроки музыки. Уроков было достаточно, и платили за них хорошо, но он был артист до мозга костей и не отличался бережливостью. Все, что он зарабатывал уроками да изредка удачными концертами, таяло без следа. Объяснялось это тем, что он стал уже довольно известен, бывал в обществе и у него появилось много приятелей.

Уплывали годы. По временам кто-нибудь из знакомых или сам он вспоминал, что его музыкальное образование незакончено, что следовало бы поехать за границу. Раз он вдруг подумал, что вот уже пять лет, как он окончил консерваторию, — и сердце сжалось от злого предчувствия. Чего он страшился? Быть может, слов «пропадает талант», которые иногда шептали за его спиной. Но он отогнал мучительную мысль.

«Дам концерт, — решил он. — Тогда будут деньги на поездку за границу».

Однако он опять закружился в вихре жизни, музыки и грез, а когда наконец, два года спустя, окончательно собрался ехать и, уже с заграничным паспортом в кармане, дал концерт, — на этот концерт пришло так мало публики, что едва окупились расходы.

«Я неудачно выбрал время», — сказал он себе.

Между тем в его отношениях с людьми произошла перемена. Он был все тот же худощавый, немного сутулый, диковатый мечтатель, артист до мозга костей, — но переменились вокруг люди. Одни уже выдали замуж дочерей, другие умерли, третьи выехали из города, а большинство, пресытившись за несколько лет игрой многообещающего пианиста, теснилось уже вокруг новых талантов, разных «восходящих светил» или признанных знаменитостей.

О нем постепенно забывали. Ему теперь не раз приходилось одному проводить долгие вечера, и он чувствовал, что вокруг него становится все более пусто и тоскливо.

В таком состоянии духа встретил он девушку, бедную, слабого здоровья и даже некрасивую. Но она была такая же одинокая и тихая, как он, — и он женился на ней.