Том 4. Девяностые

Но если раньше кусок колбасы или муку, то теперь деньги. А кто даст? Я же сказал, что денег в кармане ни у кого нет. Для этого долго надо жить. Чтоб за благотворительность налоги не брали.

Сейчас кто заплатит налоги – сам резко обеднеет, а на государстве ничего не отразится.

Как было нищее, так и осталось.

Поэтому каждый думает – пусть хоть я.

Ну, пусть один из нас разбогатеет, то есть я.

И в этом есть смысл, поскольку государство из нас состоит.

Сам налоговый инспектор, видя что его усилия ни на чем не отражаются, хочет хоть какой-то результат, то есть свой дом. На таможенные курсы огромный конкурс, сам народ пальцем показывает – мама, я туда хочу.

И если на сцене нужен какой-то талант, юмор или хотя бы задница, то в эти места – автоинспекция, сан-эпидстанция, налоговая служба, КРУ, ЦРУ и аудиторская проверка – надо попасть. У нас всегда половина воровала, половина проверяла. От этого хищения были сто процентов.

А богатого теперь видят все.

Раньше – секретарь обкома.

Сказать, что богатый, нельзя. Ничего нет. Захотел обедать. Нажал кнопку.

Все привезли на машинах начальники райторгов, трестов. Заливное, отварное, жареное, дикое и ручное.

Пообедал, выпил, закурил.

Увезли все. Только пепел на столе и запах в кабинете.

Проветрили. Вообще ничего.

Ничего не ел, не пил.

Почему рожа толстая и глаза плывут, никто не знает.

А в холодильнике бутылка боржоми и пачка сигарет!

И все!

Захотел искупаться.

Налетели, возвели, построили, налили, включили.

Профилакторий.

Либо вообще почтовый ящик 3714/375.

И опять ничего.

То есть распаренный, сытый, пьяный, а вокруг ничего.

Так же точно…

Захотел… Секретарша. Инструктор. Завотделом.

Кого хочешь привезли и увезли. И никого.

То есть сидишь сытый, пьяный, любимый и никого.

Только чувство глубокого удовлетворения и ощущение, что все счастливы.

Все так же сидят.

И чего людям не хватает, когда все есть.

И очереди объясняются легко.

Черствый хлеб – это наше национальное блюдо.

Мороженое мясо – наши традиции.

Гвозди в ботинках – скромность в быту.

Пятеро в одной комнате – коллективное мышление.

Без воды, еды и тепла – романтика тайги. (Слова и музыка Н. Д. и А. П.)

То есть у всех ничего и у него ничего. Только это разное ничего. Он еще раздавать может. На раздаче он.

А теперь все видно. Какой дом. На чем ездит. Деньги видны! А власть не видна! Она чувствуется!

Поэтому они так против собственности. Зачем ему огород? У него вся область, все жители.

Испытание деньгами мы не выдержали.

Сделать, чтобы продать, ничего не можем. Сами у себя купить не хотим. Не нравится то, что делаем.

Те, что наукой – те да. Арзамас в проволоке, Байконур в проволоке. СССР в проволоке. С чем сравнивать? Только воевать.

Даже при коммунизме хорошо получалось то, что рождалось в конкуренции, то есть оружие. А пока воевать не надо, миллионы инженеров разбрелись. Кто туда, кто сюда. Кто туда-сюда, челночат.

Конечно, унижение.

Однако зачем одной мебельной фабрике тысячи конструкторов-оружейников. Им бы возделывать почву, либо тихо разжечь войну между Анголой и Ботсваной и выехать туда по специальности.

Также и тысячам дежурных под водой… Какое-то время их еще можно кормить и подавать туда воздух. Но они же по отдельным людям не стреляют. Им даже мелкие города не годятся. Им страны, страны нужны. Народонаселение, площадя. Они ведут прицельные стрельбы с Камчатки по Кольскому полуострову, что же им предложить?

А людям высокой квалификации под водой без дела тяжело. Хотя гораздо легче, чем дома. Поэтому возвращаться они не хотят и дежурят у берегов Америки беспрерывно. Все-таки обеспеченная страна.

Как один из них спросил:

– Дядь Миша, а правда, что Америка снабжается лучше, чем Россия?

– Правда, сынок, – сказал я. – А ты давно под водой?

– Давно, – сказал он. – Но это секрет.

И пошел в туалет, который стреляет отходами в лицо.

Жалко их. Так тяжело бесшумно сидеть.

Тут на симфоническом концерте тянет захохотать или высморкаться. А там месяцами бесшумно, чтоб, не дай бог, не узнали где. И Пугачеву заводить нельзя.

Нашим, когда на Северном полюсе сидели, американцы подо льдами Шаляпина заводили или «Калинку». А нам нельзя. Чтоб свои снабжение не прерывали. Американцев чего бояться? Свои чтоб не забыли!

На авианосцах тоже дежурили, дежурили. Раньше хоть на подлодку наедут, самолет обстреляют. Как-то напряженность поддерживали.

Теперь и этого нет.

А в местных конфликтах в Таджикистане или в Осетии… Что ты там с авианосцем будешь делать.

То есть для нашего оружия нужны глобальные потрясения, чтоб людей не считать.

Это наша сильная сторона.

А для мелких конфликтов индивидуальность нужна. А у нас коллектив.

Так что разменяли авианосец на пять квартир и для командующего джип «Круизьер».

То есть опять-таки вместо невидной пользы государству – ясный четкий результат. Конечно, суд, который невнятно объяснит, что авианосцы важнее.

Но, при отсутствии военной доктрины, использовать авианосец просто как подставку для смотрения в бинокль тяжело. Ему все-таки противник нужен, чтобы там ни говорили. И зарплата нужна. И за спиной больше четкости. А то напоминает кулаки в отсутствии тела.