Трень-брень

– Милиция знает дело. Милиция уже по всему городу рыщет. Найдут. Тем более что она такая заметная. – Старуха Маша увидела на скамейке Аркашкину кепку. Взяла ее в руки и принялась по сторонам озираться.

Пошарила за кустами, обошла вокруг вазы, в вазу заглянула. Встала на скамейку, посмотрела на дерево – может быть, ее внук в ветках спрятался.

– Он же не воробей, – сказал ей шут с балалайкой.

– Воробей не воробей, а он еще шустрее воробья. У меня от него каждый день седых волос прибавляется. – Старуха слезла со скамейки, недовольно глянула на шута. – Опять со своей трынкалкой?

Шут струны погладил. Они тихонько запели.

– Брось свою трынкалку, – строго сказала старуха Маша. – Культурный человек с балалайкой ходить постесняется.

Шут поиграл немного «Наш паровоз летит вперед…».

– Тьфу на тебя. Была бы жива твоя мать, она бы глаза со слезами выплакала. Я тебя вырастила с Дашей и Клашей. А ты кем стал? Шутом, прости Господи.

Шут ударил по струнам. Струны крикнули.

– Шурка, – прошипела старуха, – я у тебя сейчас эту балалайку схвачу да как тебе по башке-то трахну… Из-за ней, из-за балалайки, ты холостой. Какая приличная девица на тебя с балалайкой поглядит?

– Не отвлекайтесь, тетя Маша, – сказал ей шут (дядя Шура).

Из прачечной вышли Аркашка и Ольга. Ольга – черноволосая. Ольга пышноволосая. Аркашка вокруг нее вьется.

– Законно. Кармен – как две капли.

Ольга взяла у него зеркало, принялась волосы поправлять. Лицо у нее спокойное, как вода в тазу, и не понять, нравятся ей черные волосы или не нравятся.

Старуха выскочила на середину двора.

– Где ты был? – грозно спросила она у Аркашки.

– Там.

– Где это – там?

– Ну там, в прачечной.

– А это кто?

– Ну, девчонка из нашего класса. Пришла, чтобы я ей объяснил уроки.

– Ты ей уроки в прачечной объяснял? Что же это за уроки, скажите на милость?

– Обыкновенные. Из двух труб вытекает вода…

– За рояль!

Скользкие Аркашкины уши выскользнули из старухиных пальцев. Аркашка нырнул в парадную.

– За рояль! – Старуха Маша, как поршень, вошла вслед за ним.

Тень опустилась на двор. Все во дворе замерло, будто гром сейчас грянет – огнем опалит. Двор зашумел грустно и жалобно. Из подворотни повеяло холодом.

Ольга уходила, оглядываясь, словно прощалась. Но из подворотни навстречу ей появился Аркашка. Как он из парадной вылез, только ему известно. Недаром мальчишки знают дома лучше строителей и управхозов.

– Не робей, – сказал он. – Дело обыкновенное.

– Я улечу. Принеси мне, пожалуйста, мой портфель. Там у меня деньги и документы. Денег мне до Архангельска хватит. Дальше меня знакомые летчики довезут через Амдерму.

– Я, может, тоже с тобой улечу. Папа по морям плавает, мама в командировке. Пускай сама сидит со своим роялем. Жди меня в охотничьем магазине на соседней улице. Если магазин закрыт или мало ли что, жди меня в парке. Там парк рядом.

Парадная чмокнула, словно из бутылки пробку вытянули. Во двор выскочила Аркашкина бабушка.

– Беги, Ольга. Жди, где условились.

Аркашка попытался проскочить у бабушки под рукой. Она схватила его за ворот и торжествующе крикнула:

– За рояль!

Когда ее крик замолк, шут (дядя Шура) тронул струны своей балалайки.

– Кстати о музыке, – сказал он. – Нас было трое в этом дворе. Мой старший брат, Матвей, ныне Аркашкин отец. Мой средний брат, Николай, и я, ныне шут. Мы все трое играли на балалайках. Мы выходили во двор, садились на эту скамейку – и со всех сторон отворялись окна, соседи слушали нас, заказывали свои любимые песни.

Шут сыграл старинную песню. Двор, припомнив мелодию, начал вторить ему. Забубнили подвалы, затрубили водосточные трубы, чердаки загудели, словно фаготы.

– Тогда мы были мальчишками. – Шут улыбнулся и еще поиграл немножко. Теперь он играл что-то очень печальное. – Но тете Маше показалось, что мы разбазариваем свои таланты, растрачиваем их не на том инструменте. Балалайку тетя Маша считает сувениром – и только, горькой памятью нашего прошлого, чем-то вроде лаптей.

Она повела нас в Дом культуры работников просвещения. Старшего зачислила в класс органа, среднего определила учиться на арфе, меня записали в класс скрипки.

Больше не открывались окна квартир. Музыка ушла со двора.

Через месяц мы перестали ходить в Дом культуры работников просвещения.

С тех пор тетя Маша нас всех немножечко ненавидит. Тетя Маша человек открытый. «Мне эта песня не нравится – стало быть, песня плохая», говорит тетя Маша.

«Мне эта сказка не нравится – значит, в печку ее», – говорит тетя Маша.

«Мне эта рожа не нравится…» – и так далее.

– Да здравствует тетя Маша!

Тетя Маша – закон!

Тетя Маша – судья.

Тетя Маша – венец созданья. Посторонитесь вы, не похожие на нее!

Шут поклонился:

– Антракт.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Когда солдат сражен ядром, его

лохмотья приобретают величие царского

пурпура.

Г. Д. Торо

КАРТИНА ШЕСТАЯ