Тринадцатый

— Постой, — встрепенулась Лотта. — Вот, держи. — Она протянула ему маленький засушенный колокольчик. Из тех цветков, что росли с Тринадцатым на одном поле, когда он был тростником. — Если понадобиться помощь, позвони, и мама прилетит к тебе на помощь.

— Но, как я ей объясню, откуда у меня цветок?

— Она не спросит. Ты скажешь ей, что от неё хочешь, и она исполнит. Понял? Ну, всё лети, удачи тебе. Привет от меня маме Алёнушке.

Тринадцатый набирал самую огромную скорость, которую могла выжать из себя душа. Он спешил на встречу с мамой.

Алёнушка и Иванушка

Алёнушка замерла на месте. Слёзы, эти вечные спутницы женской обиды, сами брызнули из глаз. Противный ком встал в горле, не давая проход воздуху. Дышать стало трудно.

Она постаралась успокоиться. Но, метод счёта до десяти, который всегда помогал ей в критических ситуациях, сейчас не работал: она забыла все цифры. Алёнушка постаралась вспомнить какая цифра идёт после цифры «два», и не смогла вспомнить. От обиды на свою память, она расплакалась в голос. Стоя в прихожей босыми ногами на маленьком коврике, с расплетенной косой — стояла и рыдала.

В таком плачевном состоянии её и застал Тринадцатый. Он ни разу не сталкивался со скандалами в человеческой жизни, поэтому очень удивился.

— Опять слёзы! — Возмутился он. — Совсем обо мне не думает. Она наплачется, а мне потом животом майся от горького молока. Сама бы его попила, или бы папаньку попотчевала. Поняли бы тогда каково мне! Хотя, постой, ни мне маяться, а Стерве. Но, всё равно неприятно. Так с нами поступать нельзя. А, где же папенька? Он-то, куда смотрит? — Тринадцатый облетел квартиру в поисках отца. Его дома не оказалось. Всё, что осталось от отца, так только шарф, лежащий на полу прихожей. — Значит, дома он уже побывал. — Сделал вывод Тринадцатый. — Вот подлец, это он её довёл до такого состояния. — Капельки злости, до сегодняшнего момента неведомые ему, стали собираться вокруг мантии. — Ну, мало ему не покажется! Сейчас мы его разыщем, и устроим маленький Отстойчик. — Пообещал он Алёнушке, хотя вряд ли понимал, чем большой Отстой отличается от маленького Отстойчика. Он уже направился к двери, но не смог улететь, не посмотрев, на своё тельце. Маленький комочек сладко спал в кроватке. На лице младенца блуждала улыбка. Тринадцатый вгляделся: под пелёнкой мальчика маленькие ангелочки щекотали ему пяточки лёгкими пёрышками. Всё шло своим чередом. Вздохнув всей мантией, Тринадцатый полетел за отцом. Гроздья Мести окружили его, как почётный эскорт.

Иванушка выскочил из подъезда, и тут только понял, что забыл повязать шарф. А, зима снова напомнила о себе. С севера подул холодный колючий ветер.

— Ничего, ничего, это перетерпим. — Одобрил он себя, но говоря вслух, как бы пугая жену. — Легче умереть, чем выносить обиды. — В сознание сразу же возникли нужные сцены.

— А, ещё в любви клялась. В вечной любви. Теперь-то я знаю — грош цена твоим клятвам. — Неприятно заныли виски. Он растёр их пальцами, и решил перекурить.

Идти было не куда. Брат уехал в очередную экспедицию. Закадычных друзей Иван не нажил. Можно, конечно, просто зайти в гости «на огонёк», и отсидеться в тёплой квартире, часа два три пока обида пройдёт. Но, кто же, ходит в гости в четверг вечером, сразу после рабочего дня? Ни кто. Тем более к коллегам по работе. Он ни за какие коврижки не пойдёт сегодня к сослуживцам в гости. Ведь если хорошо подумать, тот скандал на работе, и стал причиной раздора дома.

Выкурив сигарету, Иван почувствовал неприятный привкус во рту.

— Даже ужином не накормила! Сначала бы ужином накормила, а потом приставала со своими просьбами. «Я не успела, я не успела» — передразнил он жену. — Не успела! А, что ты целый день делала?

Голод напоминал о себе всё больше и больше. Иванушка решил выкурить ещё одну сигарету, хотя в день рождения сына клятвенно пообещал бросить пагубную привычку. До выполнения ли обещаний сейчас?

— Вот выкурю сигарету, и вернусь домой. Вернусь обиженным. Буду молчать. А, она пусть понервничает, эти пять-шесть минут пока я здесь курю. И, потом, пока не поем, — ни улыбнусь.

Из кармана вместе с пачкой сигарет выпал клочок бумаги. Ваня успел наступить на неё ботинком, пока ветер не подхватил лёгкий листочек в свой вихрь. Он осторожно поднял листок. Стоило ему развернуть листик и прочитать текст, написанный аккуратным дамским почерком, как он сразу же, выкинул прикуренную сигарету.

Перечитав записку три раза, Иванушка поднял взгляд на освещённые окна родной квартиры. С одной стороны — жена, маленький сынишка и скандал. С другой стороны — приглашение, обещание и измена.

Рука без перчатки, державшая записку, стала мёрзнуть. Следовало принимать решение.

И, тут, Ваня вспомнил, как над ним засмеялась Алёнушка во время кормления сына. Ваня ни как не мог понять, что такого смешного он спросил. — Алён, а кто его научил сосать соску? — Только и спросил-то он.

— Что? — не поняла вопроса жена.

— Ну, кто Борьку научил сосать грудь? Откуда он знает, что надо именно сосать грудь, что бы получить еду?