Голуби на ситцевой занавеске потихоньку принялись наливаться синевой, – занимался рассвет, а с ним – очередная рабочая неделя. Воскресная сказка закончилась. Будто ничего и не случилось.
Ан случилось! Ксюша понимала это явственно. Никогда уж не будет так, как прежде. За прилавком Ксюша то беспричинно улыбалась, то вдруг принималась покусывать губки, так что сновавшая здесь же Татьяна с возрастающим любопытством поглядывала на подругу.
– Тот самый? – не выдержала она. Промежуточный вопрос пропустила как излишний.
Ксюша хотела запулить в ответ что-нибудь пренебрежительное. Но лишь жалко замотала головой. Губы задрожали:
– Он скоро уедет.
И при мысли, что и впрямь уедет, накатила волна горечи – предвестница будущей беспросветной тоски.
Вечером, торопясь к
Дома её ждали. Хлипкий, покрытый новой скатертью стол был уставлен деликатесами, среди которых глаз сам выхватил блюдце с черной икрой, вкус которой она забыла со времен замужества. В углу дивана угадывалась укутанная в одеяло кастрюля.
Анхель стоял на коленях перед диваном, на котором разложил карту области. Рашья со скучающим видом следила за двигающимся пальцем.
Предвкушая сюрприз, Ксюша кашлянула.
В то же мгновение Рашья обернулась, глазенки заискрились радостью. Расставив ручонки, она припустила к Ксюше и, подхваченная ею, с визгом повисла, суча ножками в воздухе.
Анхель поднялся с колен.
– Тебе название Завалиха что-нибудь говорит? – с видом приготовившего сюрприз фокусника поинтересовался он. Дождался недоуменного кивка. – Там теперь ваша усадьба, миледи.
Он изобразил вполне изящный реверанс.
– Какая еще усадьба? Что за глупости, – Ксюша неохотно спустила с рук Рашью.
– Может, насчет усадьбы я хватил. Но домик у вас там точно имеется. Во всяком случае в налоговой инспекции значится на тебе с 2002 года.
– Но откуда? – Ксюша, не раздеваясь, опустилась на край дивана, устроив Рашью на колене. – Ни слухом, ни духом.
– Должно быть, Павел оставил, – предположил Анхель.
– Больше точно некому, – Ксюша озадаченно нахмурилась. – Но к чему?
– Хотел сюрпризом.
– Да, сюрпризов от него и после смерти не убывает, – Ксюша припомнила вчерашнее унижение, зло прикусила нижнюю губу. – Знаю я эту Завалиху-развалиху. Десяток перекособоченных домишек. Там уж, поди, и живых не осталось. Если только…
Она собиралась высказать зародившуюся догадку, но Анхель украдкой показал ей на Рашью. На лице малышки отображалась взрослая, уже знакомая Ксюше мука. Будто пыталась что-то вспомнить и не могла. От напряжения на лобике проступили бисеринки пота.
Ксюша спохватилась: – Замучили ребёнка болтовней. Давайте ужинать.
К разговору о таинственном наследстве они вернулись после того, как уложили налопавшуюся Рашью спать. Начал Анхель. – Я вот всё думаю насчет этого дома…
– Я тоже, – перебила, усаживаясь рядом, Ксюша. – Скорей всего, в налоговой произошла обычная путаница. Но если Пашка на самом деле купил дом в деревне, что-то могут знать его дружки бывшие – Мазин и Сапега. Раньше они всё меж собой обсуждали. Может, ты завтра съездишь к Мазину? А Рашью я бы с собой на работу взяла. Ксюша представила, как удивится и восхитится при виде Рашьи Татьяна, как сбегутся продавщицы из других отделов, начнут пичкать девочку сладостями. А она, притворно хмурясь, будет требовать не портить ребенка.
– Конечно же, – охотно согласился Анхель. – И найду, и поговорю.
– Не жалко на меня отпускное время-то тратить? – со смешком произнесла Ксюша. И по вскинувшимся, распахнувшимся навстречу глазам увидела, – не только не жалко, но в радость.
Ксюше сделалось грустно. – Зачем всё? Зачем? – пробормотала она. – Жила себе замороженная, отжившая.
– Ты не отжившая. Что ты? Совсем не отжившая, – Анхель замахал руками. – Уж если ты отжившая… Ты – красивая. И потом как ты пахнешь! Никто так не пахнет. Как мимоза зимой!
– Что? – от диковинного комплимента Ксюша зарделась. Полная благодарности, робко провела рукой по длинным его пальцам.
В то же мгновение её пронзило острое, полыхнувшее из самых глубин желание, грозящее сию же минуту, от следующего прикосновения, разразиться мощным оргазмом, о котором давно и забыла.
Ксюша больно прикусила губку. Сглотнула. С силой притянула Анхеля:
– Иди ко мне.
– Как это? Зачем?
– Иди же. Хочу!
– Ч-чего?
– Я тебе еще и это объяснять должна? Ну же. Кто из нас мужчина?
Она впилась в его губы, сама опрокинула на кровать и утонула в потемневших от страха глазищах.
Это было поразительно. Анхель и в постели поначалу оказался неумелым и пугливым, будто лишаемая невинности девушка. Знай Ксюша жизнь чуть хуже, решила бы, что перед ней и впрямь девственник. Но мысль эта как появилась, так и пропала, – сорокалетних красавцев девственников не бывает. К тому же вскоре он превратился в страстного и нежного любовника, восстающего от малейшего касания ее ноготка и в свою очередь способного довести до безумства простым поглаживанием живота.
Она даже не заметила, как пролетела ночь и начало светать. Анхель лежал на спине с открытыми, неподвижно глядящими в потолок глазами с бессмысленно-блаженной улыбкой на лице.
Ксюша же, счастливо опустошенная водила подушечками пальцев по его телу, повторяя углубления и морщинки – словно стремясь накрепко запомнить. Восторг в ее душе все более вытеснялся печалью.
Пока Анхель останется подле – будет великое, всепоглощающее, неизведанное прежде счастье. Но вскоре он исчезнет. И – на смену душевной зиме, в которой прозябала последние годы, придет вечная мерзлота. Потому что представить, что место Анхеля сможет занять кто-то другой, она решительно не могла.
Словно угадав Ксюшины мысли, Анхель перевел на нее вопросительный взгляд. Столкнувшись с бездонными, сочащимися нежностью глазами, она всхлипнула:
– И что теперь? Появился, растопил. А дальше? Был, и через неделю вдруг нет. А мне-то каково будет? Подумал?
Анхель в ответ невольно простонал, – будто именно об этом и думал.