Вариант «Зомби»

Долго с ними лесник мучался. И так, и эдак. Уж и пес, вроде, понял, что хозяин от него хочет. А волчица – ни в какую. Не подпускает к себе. Рычит, скалится. И понял тогда хозяин – пора выпускать ее. Пусть бежит в лес.

Но решил последний шанс им дать. Как-то на ночь запер волчицу в бане. На цепь, естественно, посадил. Крепкую, железную. Лишь бы не удрала. Натопил печурку, чтоб тепло было. И волкодава внутрь запустил.

А сами они в тот вечер, с женой и детьми к родственникам отправились. Вроде бы в соседнюю деревеньку. Там недалеко было. Всего несколько километров. Час туда, час обратно. Да засиделись в гостях, вернулись обратно поздно ночью.

А баньки-то и нет вовсе! Угли тлеют. Такая беда. Присел лесник возле пепелища: на снегу – следы. Волкодава. От пепелища прямо к дому. Там – в несколько кругов. Возле двери да у каждого окна вытоптано. И обратно следы ведут.

Понял человек: поладили волчица и волкодав. Да, на беду, из печурки огонь на пол выскочил. То ли полешко шальное, то ли искра. И занялось…

Пес-то широкой грудью вынес раму оконную. Вылетел наружу, и стрелой – к дому хозяйскому. Это по следам легко читалось. У двери лаял, никто не ответил. Он к окнам. Звал на помощь, звал. Не откликнулись люди.

Баня уже вся полыхает, а внутри подруга его мечется. На цепи она, крепкой. Не выскочить…

Метался волкодав, от дома к бане. Круги рядом с огромным костром делал. Звал… Что толку? Никто на помощь не пришел. Тогда прыгнул он внутрь – зубами цепь рвать, вытаскивать подругу свою из беды. Да сил не хватило, цепь слишком крепкая была.

Так и не ушел он. Сгорел вместе с волчицей. Не смог подругу свою бросить и щенят, детенышей будущих…

– Такая вот история, – закончил Клоков. – Не бросил он любовь свою. Смерть предпочел. А люди так любить разучились!

Он замолчал, несколько раз моргнул глазами.

– Господи, упокой их светлые души, – донеслось до него из темноты.

И не надо было иметь талант Анастасии Каменской, чтоб понять – Святослав Фокин молился за души двух зверей. Сгоревших, но оставшихся друг с другом до конца.

– Тебе это сам лесник рассказывал? – помолчав, спросил Доценко.

– Нет, я в газете читал, давно, – ответил Клоков.

Он не понимал, что от этого менялось. Марат усмехнулся, Дима ясно услышал.

– Брехня! – рубанул Лишнев. – Газетчики всякой брехни понапишут – им только волю дай. В этой истории слишком много за уши притянуто. Просто баня сгорела! Пса долбануло падающими балками по черепушке – вот и не смог выбраться наружу. Ноги отнялись, или переломало чего.

Клоков стал красным, как помидор.

– Хозяин тоже хорош: если у него печка такая опасная, чего ж он ее запалил, да сам из деревни куда-то поперся, гулять? И где соседи были?! У меня на родине, в деревне, если у кого-то пожар, все за ведра хватались! Без приказов и команд. Ррраз воду из колодца – и на пожарище! Тушить, помогать. А тут что? Брехня! Вымысел. Не могло такого быть!

– Да и вообще, при чем тут любовь? – иронично поинтересовался Марат Доценко. – Хочешь, кратко перескажу твою историю, но без нытья? Волчицу и пса заперли ночью в бане, чтобы они детишек сделали. Хозяину требовались сильные, крепкие щенята-полукровки. Парочка дело сделала. А может, и нет. Разве кто-то свечку держал? Может, журналист, что статью написал? Ага, никто ничего толком не знает – ведь только головешки от бани остались. Зато надо было красивую историю придумать. И вот родилась легенда о космической любви пса-волкодава и дикой волчицы. Ага. Для простаков, что вытащат из кармана платочек – сопли утирать.

Клоков упал лицом на землю, закрыл уши. Он больше не мог, не хотел слушать то, что говорили его товарищи. Товарищи? Именно сейчас, в эти минуты, Клоков до конца начал осознавать, сколь огромна пропасть, разделяющая его, Дмитрия, с Лишневым и Доценко. Он словно говорил с ними на разных языках. Обсуждали одно, но каждый видел свое. Они не могли понять друг друга. Так кто же из них был человеком? Нормальным человеком?

– Вперед! – скомандовал Лишнев. – Двинулись.

Клоков остался лежать на земле. Константин, уже собиравшийся двинуть вслед за Доценко и Фокиным, обернулся. Помедлил. Подошел к парню, несильно ткнул его носком сапога в ребра.

– Слышь, романтик! – добродушно сказал он. – Давай, подъем! Нет времени. Надо пройти еще километров пять-шесть, потом длинный привал сделаем. Давай, вперед!

Клоков молча поднялся с земли. Не глянув на спецназовца, побежал вслед за Фокиным.

За час он не проронил ни слова. У Димы словно открылись глаза, и он ужаснулся. Пропасть, разделявшая его и других людей, была не просто огромна. Невероятна. И чем больше рыжеволосый паренек думал обо всем этом, тем отчетливее понимал – дело в нем самом.