Вариант «Зомби»

За что прости? Почему он пытался шепнуть «прости»? Он не смог понять. Мысль оказалось неприятной, и от этого радуга под ногами стала зыбкой, призрачной. Дима рассердился на мысль. Отогнал ее прочь, словно назойливую муху.

Он вновь бежал по упругой цветной дорожке, вскинув руки к небу…

– Слава, – тихо шепнул Константин Лишнев.

– А? – приподнял голову Фокин. – Ты меня, Костя?

– Да, – спецназовец повернулся на бок. – Не спишь?

– Нет.

– Слава, можно спросить тебя об одной вещи? – Лишнев в темноте покосился на Марата Доценко, но тот продолжал тихонько посапывать, лежа спиной к говорившим.

– Конечно!

Лишнев привстал, тихонько передвинулся ближе к Фокину.

– Тошно мне, Слава! – признался он. – Из-за Любани. Никак не могу забыть. Вот закрою глаза – и Любаня передо мной. Она ведь тогда, в лагере, ко мне бежала. За помощью. А я ничего не сделал. Не спас ее.

– Ты ничего не мог сделать, Костя, – тут же отозвался Святослав. – Не за что себя винить.

– Там были провода под током! – лихорадочно прошептал спецназовец и ухватил священника за руку. – Если б я прыгнул на них, меня б убило! Но это не спасло бы Любаню!

– Верно, Костя! – встряхнул горячую ладонь Лишнева, подтвердил Фокин. – Там были провода под током. Ты не мог спасти ее. Между вами находилась непреодолимая преграда. Твоя смерть ничего не изменила бы.

– Так-то оно так… – резко убирая руку, горько произнес Константин. И вдруг сменил тон: – Что мне делать, Слава? Любаня приходит ко мне, просит: «Отомсти!». А я? Я здесь, в сопках. Бегаю от солдат, как трусливый шакал.

– Расскажу тебе одну восточную историю, – подумав, сказал бывший священник. – На свой лад. Многое пропущу. А ты послушай и попробуй найти в ней зерно истины. Для себя…

Как-то раз по дороге шли учитель и юный ученик. Учитель имел высокую степень посвящения, но, впрочем, это трудно объяснить. В общем, был почти святым. А святым не только многое разрешено, но и многое запрещено. В частности, он не мог предаваться чревоугодию. Думаю, это тебе понятно: человеку разрешалось есть только хлеб, рис. Пить воду. Что еще нужно тому, кто мало внимания уделяет физической пище, предпочитая духовную? Ну и вот, среди прочих запретов был такой: учитель не имел права дотрагиваться до женщины. До любой. То было одно из самых великих табу.

Шли учитель и ученик пустой дорогой, и спустя какое-то время достигли реки, которую надо было переходить вброд. А на берегу, возле стремительного потока, стояла женщина с корзиной. Старая женщина. Она плакала. Никак не могла преодолеть реку. Старухе не хватало сил, чтобы справиться с течением.

«Помогите мне, пожалуйста, люди, – попросила она. – Помогите перебраться на другую сторону. Я стою здесь уже несколько часов, но вы первые, кто появился на дороге…».

Ни слова не говоря в ответ, учитель поднял женщину на руки, ступил в быструю воду реки. Он перенес старуху на противоположный берег. Поставил на землю и пошел дальше. Вскоре его догнал ученик, невероятно пораженным тем, что увидел.

Юноша долго шел молча, все никак не мог прийти в себя. А учитель не считал нужным что-либо говорить. Только спустя час или два ученик нашел в себе силы, чтобы спросить: «Учитель! Вы прикоснулись к женщине! Как такое возможно?!».

А тот, продолжая брести по дороге, посмотрел на юного спутника. Ответил: «Я перенес и поставил. А ты до сих пор несешь…».

– И что это значит? – спросил Лишнев.

Фокин усмехнулся.

– Ты не так глуп, Костя, как иногда хочешь казаться.

– Так что, Слава, ты предлагаешь просто забыть? И все?

– Иногда это лучший выход.

– Хорошая история, – подал голос Доценко.

Беседовавшие лишь теперь заметили, что Марат не спит. Оказывается, он внимательно слушал все, что говорил священник.

– Хорошая история, – повторил Доценко. – «Я перенес и поставил. А ты до сих пор несешь». Надо будет запомнить.

– Запомни, – коротко отозвался Святослав.

– А где наш юный друг-романтик? – вдруг забеспокоился Марат. – Он-то куда исчез?

– Наверное, веревку проглотил, – отмахнулся Лишнев.

– Чего? – не понял Доценко.

– Ну, когда он встал и за сопку отошел, я подумал: парень отлить собрался, – объяснил Константин. – А его все нет и нет. Видать, не по мелочи, по крупному делу пошел. Вот только не пойму: что там из него вылезти может? Мы столько времени ничего не жрали.

– Нет! Тут что-то не так! – забеспокоился Марат.

Он поднялся с места, принялся тревожно озираться по сторонам. Потом, выбрав направление, двинулся вперед:

– Димон! – громким шепотом позвал он. – Димоооон!

И – никакого отклика в ответ. Только свист ветра.

– Диии-моооон! Дииии-мооон!

Черное небо, черные тучи, черные скалы вокруг.

– Так, вскочили! – приказал Лишнев. – Двинули в три стороны: я – вправо, Доценко – влево, Фокин – вперед. Искать, но далеко не отходить. Прощупываем сопки вокруг, метров на сто-двести. Аккуратно, ноги не сломайте!

Люди двинулись в разные стороны, вытянув перед собой руки, не видя дороги.

– Ди-мооон! Дииии-моооон!

Все оказалось напрасным. На зов никто не откликнулся. Клоков исчез. Беглецы, затратив полчаса или час на поиски, встретились на прежнем месте.