Волнующее приключение

— Вы догадываетесь, что я хочу сказать вам, — вы прекрасны.

Не сами его слова, а тон, с которым он их произнес, привел ее в трепет. Это отразилось и на ее личике. Заза отвернулась, чтобы дать себе время поразмыслить — стоит ли попросить его прекратить говорить комплименты. Хотя, если честно признаться, они доставляли ей удовольствие.

— Я с трудом убеждаю себя, — продолжал Пьер Бувье, — что вы существуете в реальности, а не являетесь плодом моего воображения. В тот момент, когда я впервые увидел вас в окне вагона, вы показались мне неземным существом.

— Но я так… тревожилась за моего дядюшку…

— Я очень сочувствую ему. Но в то же время, если бы он не вывихнул лодыжку, то я бы не узнал, какое сказочное создание прячется в вагоне второго класса.

— Вы смущаете меня… Пожалуйста, не делайте этого, — взмолилась Заза.

Он долго пристально смотрел на нее, потом сказал:

— Удивительно, что мои скромные комплименты смущают вас. Разве они вам внове? Уверен, что вас постоянно осыпают гораздо более изысканными комплиментами.

С робкой улыбкой Заза отрицательно покачала головой. Разве мог он знать, что в своей жизни она выслушивала очень мало комплиментов? А если бы кто-то во дворце и осмелился произнести нечто подобное, то ее папочка тотчас бы вызвал пару рослых гвардейцев, чтобы вышвырнуть неосторожного храбреца из дворцовых покоев.

— Откуда вы приехали? — поинтересовался Пьер Бувье.

Заза не ожидала такого вопроса. Ей, конечно, надо было бы раньше обсудить все это с профессором. Теперь же она подумала, что нет смысла обманывать молодого человека. Ведь все равно друзья профессора знали, что он жил в Мелхаузене, и, разумеется, Пьеру Бувье не придет в голову как-то связывать племянницу учителя музыки с семейством правящего там монарха.

— Мой дядя живет в Мелхаузене, — сказала она.

— В Дорне?

— Да.

Заза подумала, что лучше перевести разговор побыстрее на другую тему.

— Мой дядя был когда-то знаменитым музыкантом. Он выступал в Париже и во всех крупных европейских столицах.

Пьер Бувье сразу же заинтересовался.

— Вы хотите сказать, что ваш дядя тот самый Франсуа Дюмон?

— Да.

— Тогда, конечно, я слышал его имя, хотя мне не посчастливилось присутствовать на его концертах.

— Он везде пользовался огромным успехом, — продолжала Заза восхвалять своего мнимого дядюшку. — Но больше всего в жизни он любил путешествовать и поэтому странствовал по миру, не столько занимаясь музыкой, сколько знакомясь с разными странами и интересными людьми. У него везде есть друзья, которые увлекаются музыкой и поэзией, — а это именно те вещи, которые составляют для него смысл жизни.

— Символизм включает в себя не только поэзию.

— Я знаю, что он распространился и на прозу, — кивнула Заза. — Мой дядюшка отдал дань прозе и написал даже две книги.

— Я должен их прочитать!

— Думаю, что они давно не переиздавались и их трудно будет найти.

— Ну вы-то можете дать мне их прочесть?

— С превеликим удовольствием, но у меня с собой их нет.

— Но вы хотя бы могли пересказать мне их содержание, чтобы я мог с полным правом высказать свое восхищение интеллектом вашего дяди.

— Но я считаю, что вам прежде надо было бы познакомиться с ним поближе. Ведь нельзя судить об интеллекте человека только на основании поверхностного знакомства с ним и его трудами, — с упреком заметила Заза.

— Я уверен, что он самый замечательный человек на свете, хотя бы только потому, что обладает столь очаровательной племянницей, — галантно вышел из положения молодой человек.

Этой фразой он поверг Заза в величайшее смущение. Она робко возразила:

— Вам не следует так говорить. Это против правил приличия.

— Правил приличия? — переспросил Пьер Бувье, в удивлении вскинув брови. — Какие могут быть правила приличия между символистами? А ведь мы принадлежим к их кругу, не правда ли? Символисты против всяких условностей и стереотипов. Они открыто выражают то, что думают и чувствуют. И я поступаю именно так.

— Мне кажется, что я должна остановить вас.

— Вы недовольны, что я говорю вам правду?

— Не то чтобы недовольна… но… вы смущаете меня немного, — призналась Заза.

— Я это чувствую. Но как раз ваше смущение мне и нравится в вас больше всего.

Он сделал многозначительную паузу и продолжил, как бы говоря самому себе:

— Я уже давно забыл, что женщины могут краснеть, смущаться и воспринимать мир с наивной верой, что он неиспорчен, что в нем нет уродства, подлости и прочего зла. То, как он это сказал, несколько удивило Заза.

— Наверное у вас в прошлом были какие-то неприятные моменты.

— Может быть, вы и правы, — сказал он резко. — Но я не хотел бы об этом сейчас говорить. Я испытываю только одно желание — говорить и говорить о вас.

Заза никак не могла найти способа прервать поток его комплиментов. Но, к счастью, на столе появились заказанные ими омлеты. Они выглядели так аппетитно, а она была так голодна, что тут же, как истинная символистка, презрев все условности, накинулась на еду.

— Вероятно, вы взяли недостаточно провизии в дорогу, ведь от Дорна до Парижа порядочное расстояние, — улыбнулся Пьер, видя с какой жадностью Заза поглощает омлет.