Ворон

How shall the burial rite be read?
        The solemn song be sung?
The requiem for the loveliest dead,
        That ever died so young?

Her friends are gazing on her,
        And on her gaudy bier,
And weep! – oh! to dishonor
        Her beauty with a tear!

They loved her for her wealth —
        And they hated her for her pride —
But she grew in feeble health,
        And they love her – that she died.

They tell me (while they speak
        Of her “costly broider’d pall”)
That my voice is growing weak —
        That I should not sing at all —

Or that my tone should be
        Tun’d to such solemn song
So mournfully – so mournfully,
        That the dead may feel no wrong.

But she is gone above,
        With young Hope at her side,
And I am drunk with love
        Of the dead, who is my bride.

Of the dead – dead – who lies
        All motionless,
With the death upon her eyes,
        And the life upon each tress.

Thus on the coffin loud and long
        I strike – the murmur sent
Through the grey chambers to my song
        Shall be the accompaniment.

In June she died – in June
        Of life – beloved, and fair;
But she did not die too soon,
        Nor with too calm an air.

From more than fiends on earth,
        Helen, thy soul is riven,
To join the all-hallowed mirth
        Of more than thrones in heaven —

Therefore, to thee this night
        I will no requiem raise,
But waft thee on thy flight,
        With a Paean of old days.

Пэан

Как реквием читать – о смех! —
        Как петь нам гимн святой!
Той, что была прекрасней всех
        И самой молодой!

Друзья глядят, как на мечту,
        В гробу на лик святой,
И шепчут: «О! Как красоту
        Бесчестить нам слезой?»

Они любили прелесть в ней,
        Но гордость кляли вслух.
Настала смерть. Они сильней
        Любить посмели вдруг.

Мне говорят (а между тем
        Болтает вся семья),
Что голос мой ослаб совсем,
        Что петь не должен я.

И что мой голос, полн былым,
        Быть должен, в лад скорбей,
Столь горестным – столь горестным,
        Что тяжко станет ей.

Она пошла за небосклон,
        Надежду увела;
Я все ж любовью опьянен
        К той, кто моей была!

К той, кто лежит – прах лучших грез,
        Еще прекрасный прах!
Жизнь в золоте ее волос,
        Но смерть, но смерть в очах.

Я в гроб стучусь – упорно бью,
        И стуки те звучат
Везде, везде! – и песнь мою
        Сопровождают в лад.

В июне дней ты умерла,
        Прекрасной слишком? – Нет!
Не слишком рано ты ушла,
        И гимн мой буйно спет.

Не только от земли отторг
        Тебя тот край чудес:
Ты видишь больше чем восторг
        Пред тронами небес!

Петь реквием я не хочу
        В такую ночь, – о нет!
Но твой полет я облегчу
        Пэаном древних лет!