Воронцов

Из Кизляра я опять пошел, отчасти с пехотными и отчасти с кавалерийскими прикрытиями, через Магометов мост в Кази-Юрт на Сулаке, оттуда через Озень в Петровское укрепление и порт на Каспийском море; это недалеко от твоей бывшей крепости Бурной. Здесь я нашел суда из Астрахани, которые привезли нам большое количество провианта. Крепость хороша и красива; но жаль, что вода не совсем внутри оной. Надеюсь, что можно будет вырыть колодезь на той же глубине и такой же обильный, как тот, который теперь находится снаружи, хотя под выстрелами. Из Петровского мы пошли через Кунтур-Кале в Темир-Хан-Шуру, где командует князь Бебутов; это место сделалось важным, и в нем завелись лавки и торговля. Я ездил с визитом к семейству шамхала в Казанище; сам шамхал уже встретил меня в Кази-Юрте. Из Темир-Хан-Шуры я также ездил в Черней и Евгеньевское, укрепление хорошее с прекрасным мостом на Сулаке и с башнею на левом берегу. Потом мы пошли через Кази-Юрт во Внезапную, где я познакомился с большою и верною нам деревнею Андреевскою, оттуда мы прошли сюда для последних распоряжений до похода. Послезавтра идем опять отсюда во Внезапную, а 31-го идем в горы.

Будем искать Шамиля; но даст ли он нам случай ему вредить, один Бог это ведает. По крайней мере мы сделаем все, что можем, и ежели бы был какой-нибудь благоприятный случай, постараемся им воспользоваться. Боюсь, что в России вообще много ожидают от нашего предприятия; но ты хорошо знаешь положение вещей и особливо местности. Надеюсь, что мы ничего не сделаем дурного; но весьма может статься, что не будет возможности сделать что-нибудь весьма хорошее, лишь бы нашей вины тут не было. Можешь вообразить, как пламенно желаю найти возможность сделать какую-нибудь удачу; последствия от оного были бы самые важные и благоприятные; но не могу не признаться, что ежели Шамиль так умен, как уверяют, то он нам такого случая не даст. Впрочем, что Бог даст! Надобно покориться Его священной воле.

В Тифлисе я имел случай видеть всю правду сказанного тобою об некоторых лицах. Безак просится отсель, и я в этом ему помогаю; Калачевский давно удален; с Куткашинским я отделался учтивостями, но отказал в употреблении ко мне по службе. Абас-Кули едет с отпуск в Персию и занимается, как говорят, ученостью; Сумбатова я не видал. О Ваньке-Каине меня просила жена его и другие, но я совершенно отказался от всякого содействия к его возвращению. Ладинский принялся за дело хорошо, с натуральным умом, и знает край хорошо. По гражданскому управлению негодяи в большинстве, по военной части генералов и полковников весьма много хороших. О себе я скажу, что здоровьем держусь хорошо, но устаю от трудов больше прежнего, что весьма натурально.

Прощай, любезный Алексей Петрович; сделай милость не оставляй меня известиями и советами и будь уверен, что я в полной мере ценю всякую строку и всякое от тебя слово.

3

Темир-Хан-Шура, 1 августа 1845 г.

Я получил здесь, третьего дня, любезный Алексей Петрович, письмо твое от <в подлиннике пропуск> и хочу без отлагательства как благодарить тебя за оное, так и дать тебе краткий, но аккуратный отчет о всем, что с нами случилось с тех пор как мы вошли в горы и до возвращения нашего чрез Герзель-аул на плоскость. Поход, сперва легкий и почти без драки, сделался потом трудным во всех отношениях и кровавым; но мы окончили оной с честью и, смею сказать, не без славы. Дух в войсках не только сохранился во всей своей прекрасной целости, но еще увеличился, по мере как увеличивались препятствия и по ежедневному опыту, что Русской груди и Русским штыкам ничто противостоять не может.