Воронцов

Это не письмо, любезнейший Алексей Петрович, а только повестка, что будет письмо пространное и обстоятельное, коли не с первою, то наверное со второю экстрапочтою; но я не хотел пропустить сегодняшней без того, чтобы не сказать тебе два слова в ответ на вчера полученное письмо твое, с приложениями от 24 ноября. Письмо это по истине меня огорчило тем, что ты мог подумать, что, вопреки моего обещания, я не отвечал еще на первое письмо твое от 31 августа, потому, будто бы, что я сержусь на что-нибудь в том письме писанное. Первое — ни одно слово в письме твоем не было такое, чтобы человек, даже который любит подозревать и сердиться, нашел бы в том причину; второе — я сам тебя просил сказать мне откровенно все, что об нас в Москве говорят. Ты это сделал, и во всех этих толках ничего не было оскорбительного или неприятного, но, напротив того, во всем и во всех вопросах, требующих объяснения, было видно чувство благосклонности и доброжелательства, и я должен быть благодарным от всей души за всеобщее участие, показанное нам за экспедицию сего года, хотя понятно она не имела и не могла иметь блистательных результатов. Много подробностей ты от меня получишь в будущем письме, а теперь только повторяю еще, что я благодарю тебя от всей души за все, что ты мне писал и писать будешь, и что хотя беспрестанно собирался отвечать тебе обстоятельно, но шестимесячное отсутствие из Тифлиса в экспедиции и разъездах, потом, по возвращении сюда, необходимость отправиться в Ахалцых и потом в Закаталы и на всю Лезгинскую линию, совершенно мне в этом помешали; приехав же сюда недели две тому назад, я тотчас был замучен не только хаосом всякого рода дел и текущих, и запущенных, но несколько дней сряду должен был беспрестанно заняться рассмотрением и отправлением в Военное Министерство военных и провиантских смет на будущий год и, в дополнение всего этого, должен был открыть настоящие военные действия против некоторых ужасных злоупотреблений по разным частям и, между прочим, по инженерству. Вот что мне помешало о сею пору, несмотря на беспрестанное желание, отвечать тебе во всей подробности и уведомить о ходе здешних дел. Сказав все сие (и ты будешь очень несправедлив, если во всем этом мне не поверишь), я уже в будущем письме ничего не скажу о причинах замедления, et j’entrerai en matiere sans preambule <приступлю к делу без предисловиях Будь уверен между тем, что я с полным вниманием и с душевным желанием исполнить твою справедливую просьбу, прочту посланные тобою записки и займусь этими двумя делами немедленно и ежели я успею помочь справедливому разрешению, то опять должен буду тебя благодарить за то, что ты дал мне этот случай. Вообще нельзя не желать, чтобы правительство наше было справедливо и щедро против остатков здешней царской фамилии; а что же касается до барона Розена, то я здесь уже имел случай удостовериться, сколько против него было несправедливостей, вследствие мерзостей и доносов Гана, и как ты был прав во всем, что ты мне сказал в его пользу, когда я был у тебя в Москве. Итак, не прощай, но до свиданья, |хотя заочно, любезнейший Алексей Петрович; сделай милость, никогда не сомневайся, что я к тебе истинно привязан, люблю и уважаю тебя от всей души. М. Воронцов. P. S. Фрейтаг 4-го числа должен был занять с 10-ми батальонами Гойтинский лес и рубить и сжечь лес насквозь всего пространства по дороге на два пушечных выстрела, что он надеется сделать до праздников, потом в Генваре пойдет на ту же операцию в Гихинский лес, в чем ему будет способствовать Нестеров со стороны Владикавказа. Не знаю, до какой степени Чеченцы будут мешать и драться; но о сю пору как у них, так и во всем Дагестане, а еще более на Правом фланге, все совершенно смирно и спокойно.

5

Тифлис, 2 января 1846 г. Кончено 18 января.

Начинаю с того, любезный Алексей Петрович, что обе твои записки, т. е. насчет царицы Марии и дел покойного барона Розена, в полном ходу, и я надеюсь, что успею подвинуть оба эти дела выгодным и справедливым образом. Насчет царицы Марии, в особливости, Ладинский весьма хорошо мне помогает. Просьба ее самая скромная, а решение здешнего совета, чтобы она искала формою суда в делах с своими бывшими подданными, и несправедливо, и неприлично; оно так показалось и Государю, и он велел министру внутренних дел, по сношению с моим предместником, представит сие дело в видах правительственных. Нейдгардт дал справедливое и приличное мнение; но г. Перовский, полагая, видно, что по этому делу недовольно еще вышло нумеров, не докладывая Государю, вновь требовал от Нейд-гардта какие-то сведения о бывших, 50 лет тому назад, у царицы здесь доходов. Несмотря на то, что Нейдгардт прежде ему писал, что это теперь узнать невозможно; старик уже ничего не хотел отвечать, и дело осталось без хода. Теперь мне остается только повторить самому Государю все, что Нейдгарт прежде писал Перовскому, с некоторыми примечаниями и которые, смею думать, покажут всю умеренность того, что просит сама царица; и смею надеяться, что дело это кончится успешно.