Всё как у людей

– Почему ты так решила? – осторожно уточнил Никитин, спешно делая в блокноте пометки возникшей в пальцах ручкой. – Вспомнила что-то?

– Смутно, – сказал образец.

А он ведь время тянет, сообразил Пыхов. Вправду боится, похоже, что Чепет возьмется за хрящи, вот и забалтывает момент. Никитин это понял, интересно?

Конечно понял.

– Женя, расскажи про Алю, – велел Никитин. – Для последнего цикла проверки автономности тебя разместили на Точке Одиннадцать. Это обычная городская квартира, ну, почти, в обычном многоквартирном доме. Ты полностью держалась заданных психофизических характеристик, легендированных обстоятельств и поведенческих паттернов, довольно быстро освоилась в новом пространстве, начала выходить в магазин, знакомиться с соседями и заказывать товары на дом и вдруг высадила дикую сумму, выше лимита своей карты, поэтому, очевидно, воспользовалась чужой картой, так и не объяснив, как получила… Ладно, в общем, потратила огромные деньги на безумно дорогое платье для маленькой девочки. Тут и выяснилось, что квартиру с тобой делит неизвестная девочка шести примерно лет. Вернее, как делит – спокойно сидит в углу комнаты и ест пиццу «Четыре сыра». Откуда эта девочка, Женя?

– Может, она всегда там сидела, – предположил образец с искренней вроде растерянностью в голосе.

– На записях видеокамер видно, как ты принимаешь пиццу от курьера, уносишь коробку к пустому стулу в углу комнаты, на миг перекрываешь его, а когда отходишь, коробку на коленях держит девочка, задрапированная в огромную для нее мужскую футболку. Она открывает коробку и начинает есть. Спокойно еще так.

– В коробке пряталась, – предположил образец.

– Так, – сказал Овчаренко, который, как и остальные, следил за выходом разговора на этот круг минимум в десятый раз. Но Никитин был терпеливее.

– В коробке пряталась пицца. Девочка не надувная, а настоящая, хорошо развитая. Картонная коробка не вместит и не выдержит метр ноль семь рост и двадцать шесть кило вес. И ДНК у нее твой, и телеметрия совпадает с твоей почти абсолютно, техники сперва думали, что просто сигнал задвоил. И дышали вы в такт, и сердца так же бились – это у взрослого и ребенка-то.

– Значит, я родила, – легко предположил образец.

Никитин смотрел на нее. Видать, и его накрыло все-таки дурнотой бесконечного дежавю.

– Ну а что, курьер приходил, с соседями знакомилась, значит, были варианты и тесного сближения. Нет? Ну, тогда непорочное зачатие. А что? Было же в вашей истории как минимум одно. Где одно, там и второе. Вот я и родила.

– Шестилетку с внешностью из того же стокового фотоархива, из которого брались все варианты твоей внешности.

– Логично, по-моему. Значит, линк к архиву был где-то прописан, вот я по нему сходила и сориентировалась. Нет? И вообще, у нас… Ну, у вас, оки. Свободный мир. Женщина вроде имеет право рожать кого угодно. Хоть шестилетку, хоть лягушку, хоть неведому зверушку.

Он меня цитирует, что ли, подумал Пыхов, уставившись на обалдевшего охранника, потому что не на Овчаренко же смотреть, и, судорожно вспоминая, надиктовывал ли он эту фразу вместе с остальными и говорил ли ее на одном из допросов образца, где вообще-то предпочитал помалкивать и по должности, и по привычке.

Охранник показал лицом недоумение и готовность помочь начальству, чем сможет.

Образец медленно сказал:

– Или я не женщиной тогда был? Я был муж… В мужском об… Темно опять, Сергей Викторович, я был кто?

– Ты был в мужском форм-факторе, но, естественно, как и сейчас, без предустановленной репродуктивной системы. Внешние признаки обозначены, гормонная подкачка… Это детали уже. Суть в том, что шансов родить у тебя было меньше, чем у обыкновенного мужчины – или даже у старика, утратившего детородную функцию. Примерно как у этого столика или того компьютера.

– И за это вы переделали меня в женщину, – констатировал образец совсем без выражения.

– Почему за это? Ты менял форм-фактор раз пять, скелет к этому приспособлен, биоматериалы тоже. Ну и логично было посмотреть, что ты в женском облике сделаешь, если в мужском с воспроизводством справился, да так блестяще. Девочка по-прежнему не говорит, но ее интеллектуальный уровень…

– Почему она не говорит? – резко спросил образец.

Пальцы его рук и ног, кажется, слегка затряслись.

– Вот и я спрашиваю, Женя, – спокойно сказал Никитин, – почему ребенок неизвестного происхождения, но очевидно высокоразвитый как в интеллектуальном, так и в физическом и эмоциональном смысле, и который, как мы имеем основания полагать, возник на свет не естественным и не случайным порядком, а в рамках какой-то задачи – твоей задачи, Женя, – почему он не говорит? Почему он не растет и не меняется третий год? И какую задачу он должен решить, Женя? Скажи, пожалуйста.

Образец покосился на Никитина и устало закрыл глаза. Никитин не менее устало попросил: