Высоких мыслей достоянье. Повесть о Михаиле Бестужеве

— Конечно. И даже то, что он — ваш племянник. Бестужев тепло, по-отечески обнял Ваню.

— Путь ваш с Алешей будет непрост. Многие относятся к купцам как торгашам, которые так и норовят надуть кого-то… Сейчас вот, столкнувшись с купцами, я понял, как от их личных видов страдают многие. В то же время среди купцов немало замечательных людей. Когда мы с братом Николаем оказались в Селенгинске, никто не помог так, как Старцевы, Лушниковы, а в Кяхте Сабашниковы…

Тут в комнату вернулась Мария Алексеевна.

— Вижу, вы сошлись, — улыбнулась она.

— У нас столько общих знакомых, — сказал Бестужев, назвав кроме тех, о ком говорил только что, Басниных, Боткиных, Прянишниковых. — Уверен, что кяхтинцы дадут России немало замечательных людей. Я не пророк, но убежден: Сибирь станет просвещенным краем…

— Хотелось бы верить, — вздохнула Мария Алексеевна, — но на весь край всего одна порядочная гимназия, зато вместо одного винокуренного завода в Иркутске стало восемнадцать, вместо нескольких кабаков — четыреста. Вот где прогресс! Тут я не спорю. А чтобы исправить, спасти народ, нужны гимназии, а не кабаки. Дай-то бог сбыться вашим словам, но сколько воды утечет до тех пор в Шилке и Амуре…

— Рад видеть в вас единомышленницу. А то, о чем я говорил, возможно лишь при общественном переустройстве.

— Ну, Михаил Александрович, — она обеспокоенно глянула на сына.

— Маменька, я пойду, — сказал Ваня, поняв, что она не хочет говорить об этом при нем. Мария Алексеевна возражать не стала. Да и время позднее — часы пробили полночь. Когда Ваня вышел, он спросил, отчего все Кандинские восточного облика.

— О, это целая история, устанете слушать, — улыбнулась она.

— Готов хоть до утра.

— Один из наших предков — тунгусский князь Гантимур…

— Простите, на днях я познакомился с Гантимуровым.

— Высокий такой, с бородкой? Это мой троюродный брат. Он продал вам что-нибудь?

— Лодку, на которой я приплыл сюда.

— Господи, — улыбнулась она, — есть у него такая слабость.

— Взял всего ничего, а оморочка — чудо! Но мы говорили о Гантимуре.

— Да, имя его монгольского происхождения, но означает не хан Тимур, а скорее — железный князь… Он был вождем большого тунгусского племени, кочевал на севере Маньчжурии. Гантимур — пращур по матери, а прадед по отцу был бурят. Так что у нас намешано всего понемногу. Русской крови больше, но закваска остается, — усмехнулась она, показав на свои глаза, скулы.

Бестужев хотел сказать, что именно восточные черты делают ее особенно привлекательной, но постеснялся смутить эту красивую, еще молодую, около сорока лет, женщину.

— Когда русские вышли на Амур, Гантимур подружился с ними, попросил подданства России. Императору Канси это не понравилось — какой пример другим приамурским племенам! Он стал требовать выдачи Гантимура. Нерчинский воевода отказал, тогда маньчжуры пошли на Албазин, взяли его штурмом, затем осадили Нерчинск и заставили подписать договор, по которому путь на Амур для России был закрыт. Гантимур стал кочевать со своим племенем по Шилке и Конде. Царь Алексей Михайлович за верность России присвоил ему титул князя. Те, что жили на Конде, назывались кондинскими, отсюда и наша фамилия.

Строительство барж в Бянкине задерживалось, и Бестужев провел у Кандинских целую неделю. Уставая от неурядиц и хлопот, он проводил вечера в беседах с Ксенофонтом Алексеевичем и Марией Алексеевной, играл в шахматы с Ваней и его кузеном Витей, который был не по возрасту смышлен и развит. [9]Потом Ваня и Витя уехали в Кяхту. Когда гостиная была пуста, Бестужев с удовольствием музицировал на рояле.

Вряд ли он узнал бы о своих музыкальных способностях, если бы не выиграл в лотерее фортепиано. Случилось это уже на поселении в Селенгинске. Однажды, когда в доме никого не было, он попробовал сыграть песню. «Что ни ветр шумит во сыром бору», слова которой сочинил на каторге в честь восстания южан. Первый опыт ободрил его, и он стал подбирать мелодии Алябьева, Глинки, Булахова. А самую сокровенную для него мелодию он долго не осмеливался трогать. Слишком дорога была она, чтобы портить плохим исполнением. Позднее он все же решился и разбередил давнюю душевную рану.

Впервые «Пассакалью» Генделя Мишель услышал с Анетой, дочерью адмирала Михайловского. Она сидела взволнованная и мелодией, и присутствием Мишеля, и мечтами о будущем, связанными с ним, тогда молодым лейтенантом флота. Потом она стала играть «Пассакалью» на арфе. Мелодия Генделя стала как бы символом их отношений и навсегда связалась в памяти с образом Анеты.