Запутанная жизнь. Как грибы меняют мир, наше сознание и наше будущее

В 1995 году художник Франсис Алис ходил по Сан-Паулу с банкой синей краски. В дне банки была проделана дыра. Он гулял по городу много дней, и тонкий синий ручеек струился на землю, отмечая его маршрут. След краски нарисовал карту его путешествий, портрет времени. Перформанс Алиса иллюстрировал, как растут гифы. Сам Алис – это растущее щупальце. Извивающийся след, который он оставляет за собой, – это тело гифы. Рост происходит на кончике гифы; если бы кто-нибудь остановил Алиса во время его хождения с банкой краски, линия перестала бы расти. Это похоже на течение жизни. Растущее щупальце – это настоящее, жизненный опыт, который вы приобрели к настоящему моменту, вгрызающийся в будущее по мере того, как он растет. История вашей жизни – это оставшаяся часть гифы, путаные синие линии, которые вы оставили за собой. Грибница – это карта прошлой жизни гриба, и она является полезным напоминанием о том, что все формы жизни на самом деле процессы, а не объекты. «Вы», каким вы были пять лет назад, составлены из другого вещества, отличного от составляющего «вас» теперешнего. Природа – это событие, которое никогда не прекращается. Как сказал Уильям Бэтсон, создатель термина «генетика», «мы привыкли думать о животных и растениях как о веществе, а они на самом деле являются системами, через которые постоянно течет вещество». Видя какой-нибудь организм, от гриба до сосны, мы улавливаем лишь момент в его постоянном развитии.

Мицелий обычно имеет вид тонких ветвящихся гиф, но не всегда. Когда гифы соединяются, чтобы создать плодовое тело гриба, они быстро разбухают от воды, которую должны поглощать из окружающей среды, – вот почему грибы появляются после дождя.

Рост грибов может создавать взрывную силу. Когда гриб-гастеромицет семейства веселковых, увеличиваясь в размере, ломает дорожный асфальт, он делает это с силой, достаточной, чтобы поднять объект весом 130 килограммов. В популярной книге о грибах, изданной в 1860-х годах, Мордекай Кук (Mordecai Cooke) писал, что «несколько лет назад улицы [английского] города Басингстока выложили каменными плитами, а потом, несколько месяцев спустя, люди заметили, что тротуары почему-то стали неровными. Вскоре загадка разрешилась: некоторые тяжелые плиты были вытолкнуты из своих гнезд обильно разросшимися поганками. Одна из плит была размером 22 × 21 дюйм и весила 83 фунта[13]».

Когда я размышляю над ростом грибов более минуты, то иной раз чувствую, что мой мозг начинает разбухать и вытягиваться.

В середине 1980-х годов американский музыковед Луи Сарно записал музыку народа ака, живущего в лесах Центральноафриканской Республики. Одна из песен называется «Собирательницы грибов». Бродя в лесу в поисках грибов, двигаясь вдоль грибниц, спрятанных под землей, женщины поют свою песню в окружении голосов лесных зверей. Каждая женщина ведет свою мелодию, каждый голос рассказывает свою музыкальную историю. Многочисленные мелодии переплетаются, но это все еще многоголосье, а не единый звук. Голоса оплетают другие голоса, вливаясь один в другой и существуя бок о бок.

«Собирательницы грибов» – пример музыкальной полифонии. Полифония – это одновременное исполнение более чем одной музыкальной партии, изложение более чем одной истории. В отличие от гармоний парикмахерского квартета, голоса женщин никогда не сливаются в единую мелодию. Ни один голос не теряет своей индивидуальности. Ни один голос не крадет нот чужого. Нет солистки, задающей мелодию. Если эту запись проиграть 10 разным людям и попросить их напеть то, что они услышали, воспроизведенные каждым из них мелодии будут сильно отличаться друг от друга.

Мицелий – это полифония в телесной форме. Голос каждой женщины – это кончик гифы, самостоятельно исследующий звуковое пространство. Хотя каждый голос свободен в своих блужданиях и эти блуждания нельзя отделить друг от друга. Нет солирующего голоса. Нет главной мелодии. Нет плана музыкальной конструкции. И тем не менее возникает форма.

Всякий раз, когда я слушаю «Собирательниц грибов», я вхожу в эту музыку, выбрав один из голосов и следуя его мелодии, как если бы в лесу я мог подойти к одной из женщин и находиться возле нее. Трудно одновременно отслеживать более чем одну линию. Это как пытаться одновременно слушать много разговоров, не переключаясь с одного на другой. В уме смешиваются несколько потоков сознания. Внимание полностью расфокусировано и распределено между несколькими объектами. У меня не получается услышать несколько мелодий одновременно, но всякий раз, когда я перестаю вслушиваться, происходит что-то совершенно особенное. Много песен сливаются в одну, не существующую ни в одном из этих отдельных голосов. Возникает новая песня, которую я не могу опознать, распутывая музыку на отдельные волокна мелодий.