Жизнь и судьба Федора Соймонова

Эх, Платон Иванович, Платон Иванович, сгубила тебя твоя гордость. Дважды, а то и трижды приезжали трудолюбивые следователи к нему, и каждый раз Андрей Иванович с интересом приглядывался к убранству богатых палат. Нет, ему и не снилась никогда такая-то роскошь, такой вкус и богатство... А затем он испросил дозволения у императрицы и скоро, не глядя на болезнь, арестовал строптивого графа и отвез его в Петропавловскую крепость, в каземат, на солому. К жене и детям опального приставили караул.

8 Прибавление. КТО ЕСТЬ КТО? ИОГАНН ЭЙХЛЕР

Двадцать первого мая, во вторник, «объявлено в Тайной Канцелярии, что ея величество, выслушав доклад о розысках Хрущова и Гладкова, изволила рассуждать, что Волынской в злодейственных своих сочинениях, рассуждениях и злоумышленных делах явно виновен явился, ... то розыскивать его; допросить и (секретаря. — А. Т.) Смирнова против показаний Гладкова и взять Эйхлера в крепость».

Кто был таков тайный секретарь кабинета министров Иоганн Эйхлер? Пожалуй, надо бы и его биографию-характеристику вынести в отдельное «Прибавление», чтобы иметь возможность полнее оценить «дружину» Волынского, к которой пристал наш герой. Итак...

Уроженец Прибалтики, а скорее всего, выходец из курляндских немцев, Иоганн Эйхлер начал свою карьеру в качестве лакея и музыканта-флейтиста у фаворита Петра Второго — молодого князя Ивана Алексеевича Долгорукого, беспутного обер-камергера и майора Преображенского полка. Он сумел приобрести большое влияние на своего безнравственного хозяина. С помощью князя Эйхлер получил служебный чин и дворянство. При падении же Долгоруких он тут же от них отрекся. Однако это все же послужило некоторой помехой в его карьере. Эйхлера затерли. И тогда он переходит к Ягужинскому.

Генерал-прокурор, возвращенный к власти Анной Иоанновной, скоро оценил изворотливость бывшего флейтиста, его аккуратность и ловкость в ведении дел. Счастье вроде бы снова улыбнулось Иоганну, но Ягужинский умирает. И Эйхлер, чтобы не погибнуть с голоду, устремляется в прихожие Левенвольде и Бирона. С помощью протекции фаворита он скоро становится секретарем императрицы и в этой роли попадает в поле зрения Волынского. Последний начинает ему оказывать знаки внимания.

В это время в далеком Березове — месте ссылки сначала Меншикова, а затем Долгоруких, разыгрывается драма, перешедшая в трагедию. Следствие над Иваном Долгоруким не могло не напугать Эйхлера. И он отчаянно ищет себе сильного покровителя. При этом ему приходится играть двойную роль: оказывая напористому кабинет-министру Волынскому тайные услуги, информируя его о делах вокруг императрицы, он не забывает доносить о том же и Остерману. Такое лавирование между борющимися гигантами не могло не окончиться печально. И тогда на допросах выяснилось его двурушничество...

9

Чем больше писал Кубанец, тем больше разнословий встречалось в его показаниях. В одних доносах он говорил, что по всему мог приметить намерение Волынского быть государем, в других же — что он желал республики... «Премилосердная Государыня, Всероссийская мати! — заключал Кубанец один из последних своих доносов. — Для чего бы мне не донесть, ежели бы он и такое слово, или другое какое, когда сказал? Понеже, что он ни врал, что ни делал, я уже все то донес...»

Четвертого июня Ушаков и Неплюев объявили государыне, что ежели все обвиняемые при приводе в застенок прямо о всем «чистой повинной не принесут», особливо о «главном вопросе», то нужен будет «крепчайший их спрос»...

И теперь уже императрица не долго раздумывала. Она тут же «утвердила определение Тайной Канцелярии, что как Соймонов, Еропкин, Мусин-Пушкин, Эйхлер и Хрущов не показали, когда имянно Волынской свой злой умысел хотел привесть в действо, а Волынской, хотя и объявил, что по злым его делам к злому намерению дорога значит, однако ж прямо о том не открыл: для того их еще пытать и обличать Волынскаго последними показаниями Кубанца и найденными у него копиями с известных пунктов»... Этого она уж никак не могла простить своему бывшему кабинет-министру. Во время обыска найдены были в бумагах Артемия Петровича копии кондиций, которые возил князь Василий Лукич с товарищами в Митаву в 1730 году. Тех самых кондиций, которые она разодрала, принимая самодержавие. Зачем держал их при себе Волынский?..

Тот падал на колени, винился и говорил, что по глупости. Ан нет, какая тут глупость быть может, пусть-ко на дыбе скажет...

Шестого июня, в четверг все перечисленные выше заключенные были приведены в застенок и подвергнуты розыску. Поднятые на дыбу, все они получили наказание кнутом: Еропкин — 15 ударов, Мусин-Пушкин — 14, Соймонов — 12, Эйхлер — 10. Хрущов, как уже бывший в розыске, экзекуции не подвергался. Все единогласно остались при своих прежних показаниях. Страшен кнут, но того страшнее бесчестье. Отныне наказанные теряли право на дворянское достоинство и лишь «именной указ о непорицании» мог вернуть их в ряды своего сословия. Отныне же они теряли все: честь, достоинство, права, даже имя.