— Любой, кто отказывается работать под моим началом, может сейчас покинуть здание без каких-либо дальнейших последствий! — громогласно объявила она. — Те, кто остается, помните, что тем самым вы нарушаете приказ Центрального управления полиции провинции Онтарио. Так что принимайте! решение здесь и сейчас!
Никто из присутствующих не пошевелился.
— Я приношу извинения за полную неразбериху* в которой вам пришлось работать. Естественно, что мы не были готовы к подобному повороту событий. Однако вы все продемонстрировали высокий профессионализм, и чем бы ни грозил нам Мейсон, ваше благородство и преданность, проявленные в эти несколько дней, войдут в историю нашего города. — Хейзел вглядывалась в лица мужчин и женщин, доверившихся ей. Кэсси Дженнер, которая стояла рядом, протянула Хейзел бумажную салфетку. Слова давались ей с трудом, но голос не дрожал, хотя по щекам текли слезы. Отказавшись от платка, она так и стояла с мокрым и покрасневшим от слез лицом, глядя в глаза подчиненных. — Надеюсь, вы понимаете, что для меня значит ваша поддержка.
— Детектив Уингейт заслуживает уважения, но, шеф, мы очень рады вашему возвращению, — отозвался за всех констебль Питер Мактайер.
При других обстоятельствах присутствующие наверняка радостно зааплодировали бы, но вместо этого просто устремили свои взгляды на Хейзел, и не было среди них никого, кто не разделял бы мнения констебля. Возможно, их сплоченность сыграет спасительную роль, когда придет время и Мейсон вознамерится решить ее участь. Хотя это еще вилами на воде писано.
Потом к офицерам обратился Уингейт:
— Я уже сообщил Хейзел, что разузнал детектив Севиньи, и хотя эта информация не стала переломным моментом в ходе расследования, теперь по крайней мере известно подлинное лицо убийцы. Что слышно из кредитной компании?
— В компанию обращался я, — доложил сержант Костамидес. — Преступник не пользовался кредитной картой с самого начала лета. Как мне кажется, он все же решил взять ее с собой. Последнее, что он по ней оплатил, — это сильные обезболивающие и успокоительные средства.
— Сам же нарушает устав церкви, — заметила Хейзел. — Должно быть, дела в его доме идут совсем скверно.
— Убийца снял в банкомате восемьсот долларов в Норвей- Хаусе и еще триста в Пиктоу. На счету осталось всего двести долларов.
— Что ж, остается уповать, что ему скоро понадобятся наличные, — подытожил Уингейт.
Офицеры, ставшие единственной надеждой на спасение Эмили, вернулись за свои столы. Еще с полудня субботы по телефону поступала различная информация, но, к сожалению, не имела никакого отношения к похищению миссис Микаллеф. Нет, не удастся поймать Питера Маллика как простого бродяжку!
К вечеру Хейзел поговорила со многими подчиненными, которые выразили ей сочувствие. Проходя мимо, они ободряюще поглаживали ее по сгорбленной спине и задерживали руку дольше, чем следовало, напоминая о том, что они рядом и можно рассчитывать на их поддержку. А она старалась меньше попадаться на глаза, скрываясь в кабинете или в коридорах.
В вечернюю пересменку по коридору мимо нее прошел Уингейт, но в ответ на немой вопрос лишь покачал головой.
— Каждая уходящая минута может стать последней для матери! А мы так ничего и не знаем.
— Что я могу еще сделать для вас? — спросил Джеймс, обеспокоенный состоянием Хейзел.
— Мне нужно чем-то себя занять.
— Хотите, садитесь за стол в приемной, — махнул молодой сотрудник.
— Нет, это только отвлечет ребят от поисков. Скажи, много там накопилось повседневных сводок?
— Думаю, целая груда.
— Принеси сюда небольшую пачку, хорошо? Их, конечно, потом все равно придется пересмотреть, но это все же лучше бесцельного шатания из стороны в сторону.
Хейзел дождалась Уингейта, который захватил с собой для шефа папку со сводками и чашечку кофе. Она молча забрала у него и папку, и кофе, а Джеймс остановился возле ее стола, скрестив руки.
— Оно того не стоило, — неожиданно произнесла она. — Я сама привела его к себе домой!
— Пока не известно, стоило оно того или нет. Ребята готовы к тому, что убийца совершит очередное преступление, и вы тоже должны крепиться и быть готовой к любому развитию событий!
Глубоко вздохнув, Хейзел тихо произнесла:
— Спасибо тебе, Джеймс.