Зов Тайрьяры

— Взаимно, господин Лигг. Можете рассчитывать на максимальный комфорт, который может предоставить наше судно, — сказал он в ответ, с интересом косясь на эсток и кинжал на моем поясе.

Я качнул головой. Предстояло позаботиться и об остальных… гм… сомнительных членах моей команды, которых я и в глаза-то ни разу не видел.

— Благодарю, однако посмею попросить за еще трех пассажиров, которым необходимо отправиться вместе со мной.

Чарг озадаченно посмотрел на Тальгерта, который остался невозмутимым.

— Разумеется, мы сполна заплатим за причиненное вам неудобство, — поспешил добавить я, понимая, что, приняв такой окрас, разговор тут же пойдет легче. Как и следовало ожидать, глаза капитана Сторена заинтересованно вспыхнули, и я тут же забил последний гвоздь, решив назвать сумму, — по сотне золотых за пассажира. Что скажете?

На этот раз равнодушным не остался даже Курц. Он недоуменно посмотрел на меня, в его зрячем левом глазу читался немой вопрос: "что же у тебя за дело, если ты разбрасываешься такими суммами?", но ответа я дать не мог.

Чарг сглотнул, понимая, что стоит немедленно принять предложение. Опасливо глянув на Тальгерта, он кивнул и подобрался.

— Что ж, это высокая цена, господин Лигг.

— Вашему коку придется кормить четыре лишних рта, капитан Сторен, — настойчиво сказал я, подтвердив свои слова кивком, — думаю, плата вполне оправдана. Так как? Мы договорились?

— Мы отбываем на закате. Постарайтесь не задерживаться, — дружелюбно отозвался Чарг.

Мне с трудом удалось удержать ухмылку. Похоже, за такую цену я действительно мог обойтись и без помощи Курца. Однако его замолвленное слово — не стоит отрицать — сильно сыграло на руку всей моей небольшой команде. Что до самого Тальгерта — похоже, он искренне сожалел, что не взял с меня золотой.

* * *

Я распрощался с Курцем на берегу, понимая, что ни одной моей чистосердечной не хватит, чтобы действительно выразить этому человеку свое восхищение и сочувствие за все, что он сделал. Медленная смерть… точнее, медленное умирание, на которое он согласился, чтобы спасти корабль и команду — страшная пытка. Отказал один глаз, затем рука. Что дальше? Вторая рука? Одна нога? Второй глаз? Искренне не представляю, как бы я жил на месте капитана Тальгерта Дармкурца, понимая, что с каждым днем из меня по капле тянут не только саму жизнь, но и способность полноценно проживать ее остатки. Воистину, если Therabia — бог, то весьма жестокий.

Однако сказать всего этого Курцу я не смог. Он смотрел на меня прямо, зрячий глаз спокойной выдерживал мой взгляд, а слепой и покрытый матовым бельмом насквозь проникал ко мне в душу. Этот человек не нуждался в моем сочувствии. Мне оставалось лишь покорно промолчать, потакая его желанию выглядеть полноценным в собственных глазах.

На прощание я пожал ему левую руку, получив пожелание удачи в пути и напутственное "будьте осторожны". Тальгерт не знал, что я отправляюсь в Орсс, однако словно чувствовал, что поездка мне предстоит не легкая.

Я поблагодарил его и пошел вглубь Портового Района, краем глаза замечая, что Чарг Сторен с нетерпением ждет, когда мы с Курцем закончим разговор, и ему представится возможность пообщаться со старым другом и спасителем с глазу на глаз. Я не стал томить Чарга ожиданием и откланялся. Удаляясь, я слышал, как Курц с интересом расспрашивает у капитана Сторена о юноше, которого тот назвал Тенги. Его интересовала должность молодого человека на судне и число новых людей в команде. Тенги оказался новым стюартом — это было последним, что я услышал. Дальнейший разговор проклятого капитана с Чаргом Стореном заглушил шум Портового Района.

Я шел, погрузившись в свои мысли, непрерывно думая о судьбе Тальгерта Дармкурца и о том, что "Минующий бурю" получил после его жертвы.

В своей задумчивости я едва не сшиб с ног какого-то мальчонку, который, похоже, также обитал в собственных мыслях. Он натолкнулся на меня и тяжело осел на землю. В широко раскрытых серых глазах мальчика, которому на вид можно было дать лет двенадцать, не больше, мелькнула горькая обида вкупе со старанием держать себя жестче и казаться старше.

Бывший когда-то белым, ныне пыльный серый хитон с длинными рукавами был затянут старым поясом, наглядно демонстрируя худобу ребенка. Темные штаны были заправлены в старые сапоги, явно сидевшие не по размеру. Пушистые каштановые волосы торчали в разные стороны. Кожа мальчика была достаточно смуглой, и светлые глаза на загорелом лице казались особенно яркими.

— Ушибся? — с сочувственной улыбкой спросил я, помогая ребенку подняться на ноги. Он смотрел на меня доверчивым глуповатым взглядом, не сводя глаз с эстока и кинжала на моем поясе.

— Нет, — обиженно надув губы, отозвался мальчишка и добавил так, словно тяжело учил слово, которое произносил: — нет, господин.

Я усмехнулся.

— У вас… красивые клинки, — смущенно проговорил мальчик, словно оправдываясь, — я засмотрелся на них и не заметил, как врезался в вас.